НОВОСТИ

09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>

08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>

08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>

08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>

08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>

08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>

07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>

07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>

06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>

06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

Экспедиция в г. Кудымкар 15-16 февраля 2006 года

Путешествие в старость

Кудымкар. Подернутые инеем деревья, жители с простоватыми лицами и речью, голубоватая дымка здания местного драматического театра с портретом Горького на репертуарной доске. И, конечно же, интернатные учреждения. Такой я увидела столицу Коми-округа, такой она осталась в моей памяти. А первое впечатление самое сильное… Улица Конституции, кирпичное здание в три этажа, бабушки с палочками и любопытствующими взглядами у входа. Мы - в Кудымкарском доме-интернате для престарелых и инвалидов.

Энергичный мужчина в пиджаке болотного цвета гостеприимно проводит нас в свой кабинет с Т-образным столом и вязаным гербом с красным медведем - просторный кабинет директора. Тут же, будто по мановению палочки, появляются его зам по медицинской части Маргарита Федоровна и главный социальный педагог Алена Владимировна. Смирно сидят и молча кивают по правую руку от начальника с необычным для сих мест именем - Африкан Власович. Узнаем некоторые цифры: дом-интернат начал работу в 1978 г., сейчас в нем проживает 360 человек, женщин в два раза больше, чем мужчин, средняя зарплата персонала 1700 рублей, за 27 лет случилось 2 убийства, в одном из них жертвой стала санитарка. Ухо цепляет несколько раз произнесенное директором слово "негодяи". Так он называет тех, кто устраивает дебоши и не дает спокойно доживать остаток жизни остальным. Во всем винит Африкан Власович самогон, его проживающие получают в обмен на фрукты у здешних торгашей. Затем отправляемся исследовать порядки на месте.

На первом этаже взгляд останавливается у зарешеченного закутка с диванчиками. В комнатке для свиданий две бабушки и парень. Мы здороваемся, а парень начинает объяснять, что приходит к одной из бабушек каждый раз, когда выбирается в город, потому как уважает ее и ценит. Потом начинается длиннющий коридор с чередой многочисленных комнат, в каждой своя судьба и своя атмосфера. Коридор живой, по нему все время кто-то да движется, чаще еле-еле и вдоль стеночки. В первой комнате старшие сестры знакомят нас с долгожительницей интерната. Ссохшаяся старушка 98 лет за малюсеньким столиком беззвучно поглощает черный хлеб. Сестра кладет ей руку на плечи, и та прекращает обед, во все глаза глядит на меня, а я с фотоаппаратом - на нее. На выходе старушка неожиданно хватает мою руку и валенком прижимает мою ногу. И спустя секунды реагирует: "Руки-то у тебя холодные!". После с улыбкой прибавляет: "А у меня теплые".

Замираем у порога комнаты колясочниц, одна из них бодро заявляет, что все их устраивает и жаловаться не на что, что пороги не преграда, а если какие проблемы возникают, то на помощь тотчас призывается отзывчивый плотник. Мимо проскальзывает санитарка с подносами круглой сдобы в руках и заплечными мешками с буханками хлеба. Говорит, что булки несет в палаты на полдник, а хлеб - к ужину. Мешки несет с легкостью, сестры делятся, что санитарка эта сильная женщина, иначе большое хозяйство, из коров и свиней состоящее, вряд ли потянула бы. В другой комнате две женщины приникли к телевизору, одна - помоложе, другая - постарше. Оказалось, они не просто соседки по жилищу, они родственницы - мать и дочь. Сердце щемит. Мать и дочь на старости лет вместе, пусть и в казенном доме.

Потом открывается взору небольшое фойе. Здесь, в полумраке, опять царь и бог стариков - телевизор, идет какой-то современный бразильский сериал со страстными сценами: молодые впиваются друг в друга тропическими поцелуями. Кадры эти видеть здесь нелепо, они как насмешка над старостью. Рядом с экраном - облупленная, залатанная инвалидная коляска. В этот миг понимаешь, что от здоровья до нездоровья один шаг, одна ступенька.

В кабинете дежурной медсестры персонал этажа, потупив глаза, начинает жаловаться, что в январские праздники они работали, а положенную двойную зарплату не получили. Директор потом пояснил ситуацию так: "Произошла ошибка. Но в феврале бухгалтер произведет перерасчет и все получат заслуженные деньги".

На втором этаже меньше суеты. Нам сообщают, что здесь живут только женщины. В фойе фотообои, стол со стульями, холодильник с подписанными баночками и бутылочками. В нескольких комнатах знакомимся с живущими в них мастерицами. У одной весь пол покрыт круглыми ковриками собственного изготовления, у другой - почтальона Аленушки - всю стену занимают панно. Когда мы входим, застаем ее за работой. Она сидит на стульчике и с серьезным выражением лица вяжет. Говорит, что задумала сделать петуха. В соседней комнатке две бабушки, сидят на кровати и слушают радио. Между собой они говорят на коми-пермяцком, с нами - на русском. Над умывальником замечаю полку, на ней две продолговатые деревяшки, заостренные с обоих краев. Это веретена. Почувствовав интерес гостей, одна из старушек начинает что-то искать то ли под подушкой, то ли под матрасом. На свет в итоге появляются "чудо-носки" - длинные, из овечьей шерсти связанные чулки. "Это когда очень холодно становится", - объясняет она. Незаметно к горлу подкатывает комок, где-то глубоко внутри появляется ощущение вины или стеснения от своей молодости, подвижности. Параллельно чувствуешь, что вот-вот приблизишься к тому же состоянию.

В комнатах где-то живут по двое, где-то - по одному. Сотрудники объясняют, что по одиночке живут те, кто это заслужил. Например, длительной работой в доме-интернате. Так в одноместном "номере" проживает бывший фельдшер интерната. У нее точно такие же бытовые условия, как и у незаслуженных, разница только в одном - окна из пластика. Вообще же в каждой комнате можно увидеть иконы, православные календари, фотографии, медали и ордена, прялки и веретена, сухари, лекарства, а еще множество разных мешочков и котомочек. Весь скарб по уголкам и по полочкам. Почти в каждой второй комнате телевизор, если не включен, то обязательно покрыт накидочкой. Так, объяснили мне, пыли на экране меньше скапливается.

Заглядываем в туалеты и души. Туалет с перегородками и унитазами, почти что приличный. А вот души, вернее, душ, напоминает помывочную в многолюдной и многолетней общаге. Скудный желтоватый свет, разбитый кафель, черный, плесенью поеденный потолок. "Пора уже ремонтировать!" - в голос заявляют медсестры. Рядом с душем небольшая комната для стирки: лавка с тазиками, большая ванна и бельевые веревки с краю. Персонал говорит, что, несмотря на то, что в интернате есть прачки, многие из проживающих настаивают на самостоятельной стирке. Вроде бы потребность в отделении себя от остальных, в индивидуальности.

На стенах впервые замечаю картинки с изображением Перы-богатыря и его подвигов, тут же режим дня, памятки о том, что такое туберкулез и чесотка. В фойе сидят семь бабушек, трое из них в одинаковых ярко-зеленых носках. "Вам носки здесь выдают?" - любопытствую. "Нет, это нам вот она вяжет", - заявляет троица и указывает на свою соседку напротив. "Она и тебе свяжет, за 50 рублей". На третьем этаже мы входим в святая святых - религиозную комнату. На двери снаружи фотографирую заляпанный краской крест с Иисусом. В комнате три стола, два из них по углам, с иконами и свечами, у стены несколько рядов стульев. Сюда приходят помолиться, поставить свечку, уединиться.

Потом нас ведут в самое "тяжелое" место - в отделение для лежачих. Первое, что шокирует - это, конечно же, запах. Сильный запах, смесь запахов испражнений, старости и каких-то химических соединений. В результате перестаешь дышать носом, переходишь частично на ротовое дыхание. Здесь около 10 палат, в каждой примерно 4 человека, кто-то абсолютно обездвижен и абсолютно глух, кто-то может передвигаться с помощью костылей и санитарки и способен на членораздельную речь. В этом отделении впервые видим мужчин: везде женщины, женщины, а тут на диванчике сразу четверо мужчин, они в одинаковых синих курточках и брюках, напоминающих рабочую форму, застыли перед телеэкраном. В палатах все двери нараспашку, нет смысла закрывать, когда почти каждую минуту кто-то да нуждается в помощи санитарок. Здесь нет звонков, которыми пользовались герои книги Кена Кизи "Пролетая над гнездом кукушки". Наверное, звонки здесь были бы ни к чему: большинство лежачих перестали быть сознательными и разумными людьми. В отделении обращаю внимание на молодых санитарок и психиатра. Всем лет по 20-25. У одной из санитарок настойчиво интересуюсь: "Нет желания уйти?". "Нет, - отвечает она, - я уже привыкла, года 1,5 здесь проработала".

В завершении посещения мы заходим в библиотеку и столовую. В библиотеке еще безмятежней, чем в остальных помещениях. Здесь можно взять газету или же книгу и, сев в кресла, углубиться в чтение в окружении крупнолистовых растений. Но при нас читателей почему-то не находится. Библиотекарь заведует не только книгами и газетами, кроме этого от нее зависит организация всех культурно-досуговых мероприятий, в том числе внутреннее радиовещание и наставничество над Культурно-бытовой комиссией. КБК выполняет в интернате роль своеобразного органа самоуправления, этакий совет уважаемых людей, к мнению которых прислушивается большинство проживающих.

В столовой немного темновато, но в то же время просторно и вполне комфортно. Рядом с окошком, откуда обычно появляется пища, замечаем множество кастрюль с пакетами кефира. "Это на вечер, - говорит директор, - молочные и скоропортящиеся продукты закупаем у нас, в Кудымкаре, а сыпучие и макаронные изделия везем из Перми. От поставщиков, которые выиграли тендеры. В целом в день на питание одного человека расходуется около 54 рублей". Шеф-повар снимает свой белый колпак и предлагает нам вкусить некоторую часть ужина - минтай, хлеб, чай и йогурт. Пока мы жуем, она рассказывает, что проживающие почти каждый день жалуются на питание, отказываются есть капусту и свеклу, зато всегда рады хлебу, фруктам, редьке и котлетам. Хлеб и фрукты при этом чаще всего сами не едят, передают родственникам. Иногда случается и так, что шеф-повар получает по лицу тарелкой с содержимым от обиженного едой дедушки.

Уходим из интерната под вечер, на часах - половина шестого. Часть персонала собирается домой, чтобы завтра начать свой нелегкий труд заново. На улице устанавливается лёгкий морозец. Лохматый черный пес, нас провожающий, с трудом двигает хвостом.

Александра Анохина
Размещено 11.05.2006