НОВОСТИ

09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>

08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>

08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>

08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>

08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>

08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>

07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>

07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>

06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>

06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

Версия для печати

Зачем человеку права человека

Вместо введения

В 2003 году в книжные магазины Перми поступило 5 новых изданий энциклопедических словарей. Ни в одном из них нет статьи о правах человека.

***

Несколько лет назад очень уважаемая в среде своих коллег руководительница одной из провинциальных правозащитных организаций разослала по правозащитной сети новую "правозащитную методику", которая, по мнению автора, должна была помочь людям в разрешении одной из самых злободневных российских проблем в области защиты прав человека. В методике, грамотно используя пробелы и противоречивость российского законодательства, была изложена схема ухода от оплаты значительной части коммунальных услуг и других составляющих квартирной платы.

***

Весной 2003 года одна из пермских школ праздновала юбилей созданного при ней кадетского класса, предназначенного для обучения и воспитания будущих работников правоохранительных органов. С момента создания кадетскому классу покровительствовало Главное Управление внутренних дел Пермской области и лично начальник ГУВД. Рассказывая о данном событии, комментатор одной из новостных телевизионных программ поздравил "будущих правозащитников" с юбилеем.

***

В течение 2002-2003 годов в различных регионах страны органы юстиции неоднократно отказывали в государственной регистрации (перерегистрации) правозащитным общественным организациям на том основании, что уставной целью этих организаций является защита прав человека. По мнению государственных юристов, в соответствии с российской конституцией, защита прав человека является обязанностью исключительно государства, а не общественных организаций.

***

Ежегодно в общественную приемную Пермского регионального правозащитного центра за юридической помощью обращаются около 4-4,5 тысяч человек, приблизительно 3-м тысячам человек такая помощь оказывается. Остальным посетителям Центр вынужден отказывать, т.к. поднимаемые ими проблемы, по мнению сотрудников Центра, не связаны с нарушением прав человека.

Если руководство Центра примет решение оказывать помощь всем посетителям, которые считают, что в отношении них нарушены права человека, то в первые месяцы после такого решения число посетителей, получивших юридическую помощь, увеличится на 20-30%, а впоследствии, по мере распространения среди населения информации об изменении подхода, эта цифра увеличится в 2-3 раза и составит 6-10 тысяч ежегодно, а возможно и больше.

Если, работая с посетителями, сотрудники Правозащитного центра будут исходить из того, что все социальные обязательства российского государства перед населением имеют прямое отношение к социальным правам человека, то им придется ежегодно оказывать юридическую помощь не 3-м, как сегодня, а, как минимум, 5-6-ти тысячам человек. Если же, наоборот, будет принято решение более жестко, чем сегодня, следовать позиции, при которой имеющими отношение к соблюдению прав человека считаются только те государственные обязательства, которые, в соответствии с Всеобщей Декларацией прав человека, направлены на "поддержание достоинства человека" и обеспечивают "свободное развитие его личности… в соответствии со структурой и ресурсами каждого государства" (ст.22), то в этом случае в течение года число посетителей, получивших юридическую помощь, сократится, как минимум, на одну треть от сегодняшнего среднего показателя.

Если же сотрудники Правозащитного центра пойдут еще дальше, и вслед за частью западных коллег займут еще более "радикально-либеральную" позицию, в соответствии с которой социальные права - не совсем права человека, а настоящими правами человека являются личные и политические свободы (свобода слова, свобода совести, запрет пыток, запрет рабства, свобода передвижения, свобода собраний, право принимать участие в управлении своей страной и т.п.), то тогда возможностью получить юридическую помощь смогут воспользоваться не более 300-500 человек в год.

Что в мире называют "правами человека"?

Разное в мире называют правами человека. Более того, "мир" в лице ООН и прочих планетарных органов, старается не давать официальных, "нормативных" определений правам человека. Самый распространенный способ - определение через перечисление прав, но и в этом случае перечни в различном исполнении могут существенно отличаться друг от друга. В мире вообще никто точно не знает, сколько у человека прав человека, но очевидно, что они множатся.

Несмотря на то, что есть Всеобщая Декларация ООН о правах человека, более или менее признаваемая, более или менее большинством стран мира, представления о правах людей как всеобщих правах, принадлежащих каждому представителю вида Homo sapiens, тем не менее, меняются от континента к континенту, от цивилизации к цивилизации, от страты к страте, от человека к человеку. "Среднеамериканские" представления о правах человека несколько отличаются от "среднеевропейских", в свою очередь, от тех и от других несколько отличаются "среднероссийские" представления. "Бедные" называют правами человека не совсем то же самое, что имеют в виду "богатые". Мнение большинства юристов по ряду существенных вопросов будет не совпадать с мнением большинства правозащитников. Людей верующих вряд ли устроят представления людей неверующих о происхождении прав человека. Консерваторы, либералы, социал-демократы, коммунисты и анархисты с удовольствием обсудят массу разногласий в своих пониманиях сути прав человека, но, скорее всего, вместе будут оппонировать фашистам. А миллионы жителей саванн, джунглей и пустынь вообще не имеют никакого представления о том, что некоторые нормы их морали и обычного права имеют отношение к "правам человека".

В мире существует спор об "основных" и "не основных" правах человека: многие, например, не считают социальные права правами человека. Часть сведущих людей настаивают на том, что "права женщин", "права инвалидов", "права заключенных" и другие "коллективные права" являются правами человека; другие же им отвечают, что нет и не может быть никаких специальных прав человека для женщин, инвалидов и заключенных - права человека у всех одинаковые. Лидеры и общественные деятели многих азиатских и африканских государств настаивают на своей национальной интерпретации прав человека, либо вообще считают права человека непригодными для их народов. И т.д.

Вообще "права человека" это что: кодекс моральных норм, отрасль права, идеология, философское учение, особая "гуманистическая религия", политическая доктрина? Самый простой ответ: права человека это и то, и другое, и шестое. Но что дает такой ответ?

Одним словом, современный мир достаточно плюралистичен в своих представлениях о правах человека. Каждый человек имеет право и на свое понимание прав человека, но при этом он также должен понимать, что его взгляды могут не совпадать со взглядами многих других людей, среди которых могут быть и те, от которых зависит его судьба, а права человека - это не только "принципы", но и конкретные правовые нормы, предполагающие не менее конкретные обязательства и санкции за их невыполнение. Личные представления конкретного человека о правах человека могут, например, не совпадать с концепцией прав человека, изложенной в конституции его страны. Может случиться, что эти его представления однажды не совпадут не только с представлениями его соседа, но и с представлениями уволившего его работодателя, а также могут не совпасть с представлениями судьи, который рассматривал его иск к работодателю. Более того, его понимание прав человека может не соответствовать пониманию Европейского суда по правам человека, который отказал ему в приеме жалобы на решение областного суда.

Тем не менее, несмотря на все эти несовпадения, права человека живут и нередко побеждают (иногда самих себя) почти во всем мире.

***

Если мне зададут вопрос: "Что такое права человека?", отвечу: "Не знаю", но попытаюсь изложить некоторое усредненное представление о правах человека, услышанное мною от разных людей и прочитанное в разных книгах.

Итак, мое понимание чужих пониманий прав человека, как мне кажется, достаточно усредненное:

Права человека - это моральные права[1], призванные защищать человеческое достоинство личности и принадлежащие каждому человеку в его взаимоотношениях с государством.

Права человека - это права личности, они индивидуальны.

Основная функция прав человека по отношению к человеку - защита человеческого достоинства (в классической правозащитной риторике доминирует "защита свободы личности").

Функции прав человека по отношению к государству:

ограничение государственной власти в целях защиты человеческого достоинства (эта функция традиционно считается основной, доминирующей)

побуждение государственной власти к защите человеческого достоинства

Права человека признаны современным мировым сообществом. Большинство государств мира (134) подписали Международный Пакт о гражданских и политических правах и Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах. Тот или иной перечень прав человека вошел в конституции большинства стран мира.

Что все это значит?

Во-первых. Смысл прав человека для человека в том, что они поддерживают в человеке человеческое достоинство, обеспечивают человеческому достоинству личности внешнее признание, уважение. "Человеческое достоинство" - понятие, ускользающее в определениях, но очень ясное в ощущениях. Человеческое достоинство - это нечто, что позволяет человеку чувствовать себя Человеком, быть именно Человеком, а не "скотом", "тварью", "винтиком", "рабом". С одной стороны, человеческое достоинство - это набор некоторых представлений о достойной человека жизни (представления о жизни "по-человечески"). С другой стороны, это "чувство человеческого достоинства", помогающее человеку распознавать унижения и дающее энергетику для протеста. Человеческое достоинство - страж человеческой идентичности, оно задает вектор формирования человеческой личности и создает эмоциональные рамки, удерживающие человеческое в человеке. Человеческое достоинство - это компас, чутко реагирующий на любые отклонения человеческой жизни от заложенного в ней смысла. Сам смысл можно не понимать, главное - реагировать на отклонения "компаса".

При этом, повторяя Марека Новицкого, "человеческое достоинство это не то же самое, что достоинство личное - понятие, близкое понятию чести. Личное достоинство мы зарабатываем сами, оно растет, если мы ведем себя благородно, и падает, если мы совершаем подлость". Человеческое же достоинство присуще каждому человеку от рождения в равной степени, и не зависит от его заслуг и статуса. Посягательство на человеческое достоинство формулируется и воспринимается большинством людей как "унижение".

Таким образом, права человека защищают не все в человеке, не любые его потребности, интересы и права, а только те из них, что связаны с поддержанием в человеке человеческого достоинства, с защитой его от унижений.

Во-вторых. Права человека - это именно моральные, а не юридические права. Права человека лишь могут приобретать форму юридических прав в качестве позитивных норм международного права, национальных конституций и законов, но не являются таковыми изначально. Т.е., права человека, как моральные права, существуют потому, что их добровольно признают люди, а не потому, что их провозглашают правительства. Мы требуем, чтобы нам не мешали исповедовать свою религию не потому, что это написано в какой-то декларации или конституции, а потому что нам представляется естественным верить в то, во что хочется. Мы чувствуем унижение, если из-за чьей-то воли не можем делать то, что для нас крайне важно, что является частью нашей сути, без чего жизнь кажется неполноценной. Провозглашает при этом государство "свободу вероисповедания" или не провозглашает - для существования данного морального права это неважно, хотя, конечно, желательно с точки зрения реализации возможности исповедовать свою религию.

Предполагается, что каждый человек сам и естественным образом, опираясь лишь на здравый смысл, в состоянии сформулировать права человека. Источником прав человека выступает некоторое естественное представление о жизни по-человечески, о жизни, достойной человека. Предполагается, что в основных своих чертах это представление одинаковое у всех людей.

В-третьих. Права человека касаются не любых взаимоотношений между людьми, а только тех, что возникают между человеком и государством. Считается, что каждый конкретный человек и государство изначально и объективно не равны в своих возможностях влиять друг на друга, в связи с чем права человека призваны укреплять объективно слабые позиции человека во взаимоотношениях с государством. Права человека ограничивают сильное государство в пользу слабого человека. Права человека - это уникальная зона морального равенства в объективно неравных отношениях между человеком и государством.

Права человека не касаются взаимоотношений между частными лицами. В рамках парадигмы прав человека неравенство между людьми считается либо естественным, либо естественно преодолимым, и не требующим дополнительных ограничений в помощь к тем, что заключены в традиционных нормах морали и в нормах права, регулирующих межличностные отношения. Нет проблемы прав человека в квартирном споре между родственниками, какие бы ужасы и несправедливости стороны не совершали, так как предполагается, что у них принципиально равный правовой статус и равные возможности прибегнуть к защите закона. Другое дело, если судья, как представитель государственной власти, рассматривая этот спор, по каким-то субъективным мотивам злоупотребит своей, по сути абсолютной, властью по отношению к гражданину и примет заведомо неправомерное решение в пользу одной из сторон. Вот тогда возникают основания для предъявления претензий к государству в связи с нарушением прав человека. Нет проблемы прав человека в квартирном споре и тогда, когда один из участников спора - заместитель мэра, если он выступает в споре как частное лицо, используя обычные, предоставляемые законом, способы защиты своих интересов. Проблема прав человека может возникнуть, если для разрешения спора в свою пользу заместитель мэра начнет неформально и незаконно "задействовать властный ресурс".

В-четвертых. Права человека не просто регулируют взаимоотношения между человеком и государством, но, прежде всего, защищают человека от государственной власти. Во взаимоотношениях человека и государственной власти "права человека" однозначно "предвзяты". С точки зрения прав человека власть всегда представляет опасность для человека, обладает "презумпцией угрозы". При этом права человека не отрицают государственную власть как таковую, в парадигме прав человека нет пафоса анархизма. Не отрицая власть, права человека противостоят ее обратной, античеловеческой стороне, без которой любая власть, к сожалению, существовать не может. Милиционер, как представитель власти, защищает нас от преступников. Для этого он вооружен пистолетом, резиновой дубинкой и наручниками, и имеет право арестовывать и применять силу, и это правильно. Но милиционер - всего лишь человек, он может ошибаться, у него может быть плохое настроение, он может быть злым, психофизиологические процессы возбуждения в нем могут доминировать над процессами торможения, наконец, он может просто не любить китайцев. Одним словом, он может воспользоваться своей властной силой неадекватно, не по назначению, т.е., произвольно. Таким образом, милиционер, как представитель власти изначально и всегда несет в себе "презумпцию угрозы" человеку, только потому, что, как и все, обладает слабостями и свободой воли. Но при этом, в отличие от "негосударственных людей", он имеет принципиально более широкие возможности для претворения своих слабостей во зло. В этом трагедия власти - ее человеческие качества делают возможным ее античеловеческое поведение. Причем необязательно плохие качества: сколько бед принесли людям и народам романтические увлечения и чадолюбие государей и государевых людей.

Для прав человека государственная власть безвкусна. Защищая права личности от произвола власти в условиях диктатуры, права человека защищают большинство от власти меньшинства. Защищая права личности от произвола власти в условиях демократии, права человека защищают меньшинства от власти большинства. Главное, чтобы власть ни делала ничего такого, что бы заставляло человека не чувствовать себя человеком.

В-пятых. Права человека призваны защищать человека не от государственной власти вообще, не от любых проявлений ее воли - этим занимаются те же анархисты, а от злоупотребления властью, то есть - от произвола. В этом смысле, права человека - это моральные нормы, которые дают человеку возможность требовать от власти недопущения или прекращения произвола. При этом произвол понимается не только в духе позитивного права как злоупотребление властью, противоречащее закону, но и в естественно-правовом значении, как злоупотребление, противоречащее общепринятым представлениям о должном, справедливом поведении власти.

В-шестых. В своем отношении к государству права человека двойственны (по другой версии - противоречивы). С одной стороны, защищая человеческое достоинство личности от произвола власти, они требуют невмешательства государства в частную жизнь человека, в сферу его личной свободы (личные свободы: свобода слова, свобода совести, свобода передвижения, свобода труда, запрет на вмешательство в частную жизнь и др.). С другой стороны, защищая человеческое достоинство личности, попавшей в "трудную жизненную ситуацию", они требуют активного вмешательства государства в частную жизнь человека (социальные права: право на труд, право на социальное обеспечение, право на медицинскую помощь).

Поскольку причиной и тех и других требований является необходимость защиты человеческого достоинства, то эта двойственность, в рамках парадигмы прав человека, основанной на защите человеческого достоинства - не противоречива, а лишь создает различные инструментальные сложности во взаимоотношениях человека и государства по поводу соблюдения прав человека. Если же в основу парадигмы прав человека мы помещаем функцию обеспечения и защиты свободы личности, то тогда эта двойственность становится неразрешимым противоречием внутри самой парадигмы прав человека, а часть социальных прав, по-видимому, не следует считать правами человека.

В-седьмых. Права человека естественны, они принадлежат каждому человеку от рождения только потому, что он человек. Источник прав человека - в сущности человека. И не так уж важно, что именно находится в основе "естественности прав человека": Бог, Природа, "здравый смысл, соответствующий разумной природе" (Гроций), "естественное состояние" (Локк и др.), "верховный интеллект" (Вольтер), "всеобщий закон свободы" (Кант). Главное, права человека - права "нечеловеческого" происхождения. Несмотря на достаточно большое число достойных людей причастных к формулированию и обоснованию прав человека, очевидно, что права человека не являются продуктом чьей-то воли или выдумки. Они никем не даруются, их нельзя отобрать, заслужить или купить, они эманируют, проистекают из человеческого способа жить. Человек не может жить, не оценивая мир (свобода убеждений), не предъявляя миру свое мнение о нем (свобода слова), не объединясь с себе подобными для решения проблем, которые он не может решить самостоятельно (свобода ассоциаций) и т.д. Без всего этого человек не состоится как человек, будет вести жизнь, не достойную человека, если вообще сможет жить. Именно естественность придает правам человека сверхценностность, особый статус среди прочих моральных и юридических прав.

Большинству людей наверняка покажется противоестественным представление о том, что человек, появляясь на свет, изначально и естественно обладает "правом на приватизацию муниципального жилья" или "правом досрочного выхода на пенсию в связи с особыми условиями труда". Поэтому эти права не являются правами человека. Но наверняка большинство согласится с тем, что человек изначально и естественно имеет "право на крышу над головой" и "право на поддержку в старости". При этом, каким именно образом эти права человека будут реализованы, каждое общество, государство уже решает само, в соответствии со своими традициями и возможностями. В рамках парадигмы прав человека важно, чтобы эти права просто соблюдались, т.е., чтобы в стране не было бездомных, и чтобы старики не умирали в одиночестве и нищете только потому, что не могут зарабатывать себе на жизнь.

С точки зрения прав человека, все равно, какой юридический статус имеет "крыша над головой": частный дом, приватизированная квартира, арендованная комната, комната в интернате для престарелых или угол в приюте для бездомных. Главное, чтобы эта крыша была, а какой именно она будет по качеству и статусу - это зависит от способностей, усилий и вкусов каждого конкретного человека, если он здоров и дееспособен, или от экономических возможностей каждого конкретного государства, если этот человек - инвалид, немощен по причине старости или потерял средства к существованию в результате войны, стихийного бедствия.

В-восьмых. Именно естественность прав человека позволяет настаивать и на их универсальности, всеобщности. Человеческим достоинством естественным образом и в равной степени обладает и невинный младенец, и закоренелый преступник, и рядовой гражданин, и президент республики, следовательно, и права человека принадлежат каждому представителю вида Homo Sapiens в равной степени и во всех ситуациях, вне зависимости от его заслуг, социального статуса, возраста, национальности и т.д. Никто не может быть вычеркнут из списка людей, значит, никто не может быть лишен человеческого достоинства и прав человека.

Принимая естественность и универсальность прав человека, мы принимаем и массу "технических" проблем, связанных с всегда "конкретно-историческим" пониманием естественности и всегда неоднозначным пониманием того, что такое Человек. Права человека в равной степени принадлежат всем людям! А все люди - это кто? NN, находящийся две недели в коме, на искусственном дыхании и искусственном кровообращении, с практически погибшем мозгом - он еще человек или уже не человек? Что делать с его правом на жизнь, если он человек? Кого считать человеком: существо, рожденное людьми или существо, зачатое людьми? Нет ответа на этот вопрос - не решена проблема абортов, в смысле соблюдения права на жизнь человеческого эмбриона. А что делать с вот-вот придущими в наш мир клонами? Человек искусственно создал (клонировал) существо с генотипом человека, всеми признаками Homo Sapiens. Приобретает создатель право собственности на это существо, имеет он право его "усыпить", имеет право это существо обращаться в суд за защитой своих интересов и т.д.?

В-девятых. Будучи естественными, права человека и неотчуждаемы. Трудно отнять то, что естественно присуще и нематериально. Однако права человека могут быть ограничены в той мере, в какой реализация прав зависит от материальных условий. Но ограничены права могут быть только в соответствии с законом и только во имя безопасности общества, защиты нравственности, здоровья и прав других людей.

Права человека отличаются по степени возможного ограничения. В международном праве, ни при каких обстоятельствах не допускается ограничение "запрета рабства" и "запрета пыток и других видов унижающего и жестокого обращения и наказания". В странах Совета Европы к этим "абсолютным правам" добавляется еще "право на жизнь". Все остальные права могут быть в той или иной степени ограничены. Степень эта может серьезно отличаться. Например, одним из самых ограничиваемых прав человека можно считать "своду передвижения и выбора места жительства": государственные границы, частная собственность, закрытые военные, заповедные и прочие территории - ограничения, с которыми нельзя не считаться. Одним из наименее ограничиваемых прав человека можно назвать "свободу вероисповедания".

Таким образом, права человека в принципе не отчуждаемы, ибо естественны, но они могут быть ограничены на определенное время, в определенных обстоятельствах, в отношении конкретного человека или группы лиц. Рабство и расизм - не естественны, так как предполагают, что некоторые представители вида Homo Sapiens людьми не являются или являются не совсем людьми. Рабство и расизм не ограничивают права человека, а отчуждают их, как естественно не присущие. Отсюда запрет на рабство и расизм (последний - как дискриминация по этническому признаку).

Что в России называют "правами человека"?

Мои последующие рассуждения, помимо прочего, основываются на личном опыте общения с посетителями Пермского регионального правозащитного центра. С 1995 года в ПРПЦ за правовой помощью обратилось около 20-ти тысяч человек, 15-ти тысячам из них та или иная помощь была оказана. По правилам Центра, первичный прием посетителей в обязательном порядке ведет один из руководителей организации, поэтому за эти 8 лет большая часть посетителей прошла через непродолжительное идентификационное собеседование со мной. Во время первичного собеседования специальные вопросы на понимание прав человека не задаются, но сам характер и предмет обращения, как правило, позволяют понять его мотив и мировоззренческую подоплеку. Данные о каждом посетителе с кратким изложением предмета обращения юристы-консультанты заносят в специальные книги учета. Ежемесячно и ежегодно по данным этих книг готовится статистическая справка с разбивкой по темам обращений (15-17 номинаций). Все это дает дополнительный материал для выводов. Кроме того, в силу различных обстоятельств, я еженедельно вынужден "просматривать" 100-150 страниц различных информационных, аналитических и публицистических текстов, касающихся прав человека. Существенным источником информации является переписка и более или менее регулярное прямое общение с коллегами из других регионов на всевозможных конференциях и совещаниях. Плюс непосредственное участие в том, что в Правозащитном центре называется "ведением патронажных дел". Более или менее осмыслить ситуацию позволяет подготовка подробных ежегодных отчетов о деятельности организации и редактирование ежегодных же докладов "О соблюдении прав человека в Пермской области".

Одним словом, представленные здесь выводы не являются результатом специального исследования, они - не более чем попытка экспертной оценки предмета.

***

Подавляющее большинство посетителей ПРПЦ, обращаясь к нам за помощью, не имеют сколько-нибудь четкого, осмысленного представления о правах человека, но, судя по предмету, характеру и мотивам обращений интуитивно они исходят, в основном, из следующих "ментальных настроений".

"Права человека это то, что защищает от произвола и несправедливости"

Это самый распространенный вариант представлений о правах человека и одновременно - самый близкий к оригиналу. В этом случае человек пытается апеллировать к правам человека тогда, когда сталкивается с "вопиющей несправедливостью", "наглым произволом" ("беспределом"), которым он не может противостоять доступными и привычными для него средствами. Основной идентификационный признак "прав человека" при таком подходе - субъективное восприятие произвола как непреодолимого самостоятельно и покушающегося на основные, жизнеобеспечивающие условия его жизни (жилье, работа, пенсии, пособия). Права человека в данном случае выступают как "последняя инстанция", как некие мега-права, которыми непонятно как пользоваться, но которые не могут не помочь. При этом неважно, кто является субъектом произвола. В рамках этого понимания "права человека" призваны защищать от всего, что несет непреодолимый произвол: будь то государство, работодатель или сосед.

Около 40% обращений в Правозащитный центр - это жалобы на "произвол" частных лиц, родственников, соседей (отказ в добровольном возмещении вреда в связи с затоплением, зять заставил выписаться из квартиры, сосед по участку передвинул забор и т.д.), причем многие из таких посетителей, как мне кажется, вполне искренне считают, что речь идет именно о нарушении прав человека. Среди остальных обращений около 20% - это жалобы на негосударственные организации и их руководителей (в основном трудовые и потребительские споры) и около 40% - это претензии к государственным и муниципальным органам или к конкретным чиновникам. Из этих 40% (приблизительно 8 тысяч человек) около половины жалоб касались реального произвола, т.е. осознанного злоупотребления властью в личных или ведомственных интересах (жестокое и унижающее обращение со стороны сотрудников правоохранительных органов, злоупотребления во время воинского призыва, неправомерный отказ в выезде за границу и т.д.). Другая половина претензий к государственным или муниципальным органам связана с мнимыми или явными ошибками чиновников (например, жалобы на ошибки при начислении пенсий, пособий и т.п.), с бюрократизмом, административным несовершенством российских законов (судебная волокита, непредоставление документов, отписки и т.д.), с материально-финансовой необеспеченностью тех или иных провозглашенных государством социальных обязательств перед гражданами (непредоставление муниципального жилья "льготникам", неисполнение тех или иных государственных обязательств по "Закону о ветеранах" и т.д.). Около 10% всех обращений при разборе оказываются необоснованными. Таким образом, не более 20-25% жалоб касаются произвола, связанного с нарушением прав человека. Еще приблизительно столько же жалоб также связаны с нарушениями прав человека, но в основе их - не злоупотребление властью, а всевозможные погрешности законодательства и издержки бюрократического и некомпетентного администрирования. Притом, что большинство посетителей расценивают случившиеся с ними беды именно как произвол, приведший к "нарушению прав человека".

С точки зрения современной парадигмы прав человека, в рамках этого подхода необыкновенно широки сами представления о произволе и его непреодолимости. Произволом, как злоупотреблением преимуществами, может представляться буквально все, по отношению к чему человек ощущает себя социально слабым. Дело, зачастую, не в злой воле "произвольщика", а в априорном, иногда почти демонстративном, позиционировании себя "жертвой". В основе такой позиции - хроническая бедность и неинтегрированность значительной части населения в "новую жизнь" ("все эти банковские счета, медицинские страхования, трудовые контракты, судебные приставы, налоги на землю, ИННы - сам черт ногу сломает").

Человек может считать, что его загнали в угол, что он попал в абсолютно безвыходное положение только потому, что нужно оплачивать, например, услуги адвоката. Считается, что противоположная сторона (или государство в лице следственных органов) воспользовалась тем, "что мы бедные" (как бы "злоупотребила бедностью"), и именно из-за этого "нас засудят". Причем, как правило, речь не идет о суммах, смертельных для благосостояния семьи. Просто человек в принципе не готов платить деньги. Он считает это несправедливым, он привык, что он ни за что не должен платить, кроме еды и одежды, все остальное - с огорода, от родственников, по льготам и пособиям. Условно говоря, семья готова недоедать, чтобы купить подержанные "Жигули", но не готова их продать, чтобы оплатить адвоката для оступившегося сына. Просто не приходит в голову. Оказывается, некоторое число наших сограждан просто психологически не готовы что-либо платить не в кассу, не "в лапу" и не государству, и если человека вынуждают это делать, он воспринимает это как произвол, как покушение на фундаментальные основы его жизни.

Для многих пожилых людей фатально невыигрышным будет считаться любой спор, требующий разрешения в суде. У большинства российских стариков (и не только) прочно укоренилось убеждение, что "суд никогда ничего хорошего для простого человека не сделает". Поэтому сам факт обращения противоположной стороны в суд a priory воспринимается как произвол. Заранее считается, что в суд, (милицию, прокуратуру) обращаются "только те, у кого там блат" (произвол как "злоупотребление связями"). То же ощущение обреченности возникает и у людей с небольшим достатком, когда они, по тому или иному поводу, оказываются в ситуации противостояния с людьми состоятельными или с государственными служащими, а уж тем более - с "большими начальниками". Поскольку считается, что у тех и других "уже все схвачено", то заранее любое процессуальное действие противоположной стороны, законное или не законное - неважно, воспринимается как произвол, как злоупотребление высоким социальным статусом. Как произвол воспринимается не только злоупотребление формальной властью, но и "злоупотребление богатством", "злоупотребление знакомствами", "злоупотребление образованием", даже "злоупотребление возрастом". При таком подходе "права человека" - это то, что защищает "простого человека" от "богатых и сильных". Получается, что в России "права человека" - это права бедных, пожилых и малообразованных.

В русле такого неформального понимания произвола столь же неформально понимаются и механизмы защиты от него. Предполагается, что "права человека" имеют особый и главное, внеправовой, механизм совершения справедливости. Около половины посетителей Правозащитного центра, обращаясь к нам, просили не юридической помощи, а прямого, основанного на авторитете, неформального заступничества, ходатайства: "а вы ему позвоните и скажите".

В этой ситуации правозащитная организация выступает в роли квазисудебного органа. Таковыми были комитеты КПСС в советское время, таковыми являются сегодня криминальные авторитеты и высокопоставленные чиновники, берущие на себя функции "третейских судей". И, что удивительно, для правозащитной организации эта функция вполне естественна. Законы действительно часто не работают, а в некоторых сферах частной жизни и не могут работать эффективно. А права человека - моральные права, они не могут находиться в абсолютной зависимости от норм позитивного права. И правозащитник - не адвокат, его инструмент не столько закон, сколько авторитет, моральная сила, умение убедить и использовать методы гражданского публичного давления на нарушителя прав.

"Все мои права - права человека".

Так "чувствует" тоже немалое число посетителей Центра. Интуитивная логика приблизительно такая: я человек, следовательно, права человека - это любые мои права. Если формулировать эту позицию более строго, то под "правами человека" в данном случае понимается вся возможная совокупность моральных и юридических прав, которые могут принадлежать конкретной личности в любой возможной ситуации.

Это самое широкое из встречающихся представлений о "правах человека". В Пермский региональный правозащитный центр люди обращаются с просьбами помочь в разрешении жилищных и земельных споров, конфликтов, связанных с наследством, выплатой алиментов, взысканием долгов, получением льгот и пособий, защитить пострадавших и подсудимых в уголовных процессах, предпринимателей в арбитражном суде и т.д. и т.п. Нас просили помочь расторгнуть брак; вернуть жилье, утраченное в результате мошенничества; убедить старшего "богатого" брата в том, чтобы он материально помогал младшему "бедному"; получить долг с должника; обменять взорвавшийся холодильник и льготы, пособия, льготы, пособия, льготы, пособия. Причем эти обращения обусловлены не только простым желанием получить в ПРПЦ бесплатную юридическую помощь (что нельзя сбрасывать со счетов, изучая мотивы обращений), но и опять же искренним убеждением многих наших посетителей в том, что они поднимают именно вопрос защиты прав человека, ведь бесспорно, что речь идет о правах и бесспорно, что обратившийся - человек. В этом смысле "права человека" предстают инструментом реализации и защиты интересов человека во всем их разнообразии.

"Права человека - это права бедных"

Конечно, никто так прямо не формулирует суть прав человека - это стыдно. Но такая складывается атмосфера вокруг прав человека в России. Права человека в России - это последняя привилегия тех, кто оказался на обочине жизни.

В Пермском правозащитном центре не интересуются материальным положением посетителей, но "невооруженным взглядом" видно, что подавляющее большинство - это люди с доходами ниже среднего уровня. Поэтому не менее 80% обращений связаны с социальными обязательствами государства перед гражданами: с пенсиями, пособиями, льготами, бесплатным жильем. Это не значит, что эти люди под правами человека обязательно понимают только социальные права, только права на поддержку государства, просто другие права их не интересуют, не до них.

К "правам человека" в России приходят по-разному, часто - как к самому доступному способу хоть как-то "улучшить материальное положение". Для семьи учительницы и заводского инженера с двумя детьми и тещей-пенсионеркой "права человека" - это не способ защиты от унижений власти и не моральные нормы, оберегающие их личную свободу, "права человека" для них - это пособия по малообеспеченности, пенсия тещи, бесплатные путевки детям в летние лагеря, льготы по оплате коммунальных услуг и др. А нарушения прав человека - это когда отказали в пособии: деньги в районной соцзащите закончились, а младшему сыну не дали бесплатную путевку в летний лагерь - в прошлом году давали.

В этом смысле, права человека - это обязательно позитивные права, которые позволяют требовать у государства материальной поддержки, причем не по гуманитарным (немощь), а по социальным мотивам (бедность).

***

В отношении конкретного человека эти представления о правах человека зачастую проявляются как некоторое противоречивое единство. Например, так: на самом деле оказывается, что "права человека - это любые мои права", но человек начинает рассматривать свои права как "права человека" тогда, когда сталкивается с тем, что он считает "произволом", и первая мысль, которая приходит ему в голову, когда он думает, что делать с этим "произволом": а не должно ли государство мне чем-то помочь в решении этой проблемы.

Если ко всему предыдущему добавить смыслы, вкладываемые в "права человека" средствами массовой информации, представителями власти и активистами общественных организаций, а их смыслы часто находятся в полном соответствии с вышеупомянутыми,[2] то можно заключить, что значительная часть населения России, думая о правах человека допускает, что:

права человека регулируют отношения не только между человеком и государством (различными формами власти), но и между "частными людьми", находящимися вне отношений господства-подчинения;

права человека - это права, предоставляемые государством, это позитивные права;

права человека регулируют частную жизнь людей (в частности, отношения между родственниками);

права человека призваны защищать не только человеческое достоинство и свободу личности, но и имущественные интересы человека;

к правам человека относятся все социальные обязательства, провозглашенные российским государством (чем к большему числу "социально незащищенных групп населения" принадлежит человек, тем больше у него прав на государственную поддержку, тем больше у него "прав человека");

права человека - это и коллективные права

***

Отношение в России к "ООНовским правам человека" двояко. С одной стороны, они не совсем совпали с традиционно российскими моральными нормами, защищающими человека от унижения и произвола власти. С другой стороны, они оказались очень подходящими для решения животрепещущих социальных проблем.

С одной стороны:

Российский человек, как и все прочие люди, остро ощущает унижение своего человеческого достоинства, в нем все кипит, когда он сталкивается с произволом власти. В веках он выработал свои моральные нормы, помогающие ему сопротивляться произволу и унижению. Одна из таких норм - "право на побег". "Право на побег" как право уйти, отвернуться от произвола, причем "произвольщик" не может не считаться с этим "правом". Побег как признаваемая всеми форма протеста против произвола и унижения. Отсюда официальный "Юрьев день", официальные "государства беглых" в лице "Запорожской сечи" и прочих казацких вольниц. У российского человека, в отличие от европейца, всегда было куда бежать и в смысле географии, и в смысле просторов "внутреннего мира".

Побег от плохого начальства с работы ("летуны" в советское время). Побег от несправедливой организации и оплаты труда в лень, в низкую производительность труда ("они делают вид, что платят, мы делаем вид, что работаем"). Современный побег в криминал от несправедливостей жизни. Побег от произвола внутрь себя: в религию, в отрешение от мира, в монашество, в сторожи-дворники, "в народ". Побег советской инакомыслящей творческой элиты в дачные поселки. Наконец, эмиграция диссидентов. Российская эмиграция одна из самых массовых в мире. Ее отличие от более многолюдной англосаксонской, испанской, итальянской и китайской в том, что значительно большая, чем у других народов, часть эмигрантов покидала родину не по социальным мотивам, в поисках лучшей жизни, а по политическим и мировоззренческим, от унижений и произвола.

Как не странно, многие эти варианты "побегов", хоть и не нравились власти, но, так или иначе, признавались ею, или, как минимум, власть на них закрывала глаза. "Право на побег" у нас реальное моральное право, то есть, почти общепринятое. В советское время бежать от произвола власти особенно было некуда, но для "внутренних беглецов" существовали "специальные профессии" (кочегары, сторожи, дворники, разнорабочие в геологических партиях и т.д.), в которых "беглецам" позволялось работать и где их, в общем-то, не трогали.

Элементы подобного "права" существуют и в других обществах, но там это именно элементы, в России же - явление, архетип.

При этом "право на побег" в России не формулируется как "право", оно просто существует, как один из немногих элементов реальной свободы личности. В России вообще естественные свободы не могут естественно формулироваться как "права". В российской ментальности "права" по-прежнему, как в добуржуазной Европе, воспринимаются как привилегии, как дозволенность. В России еще язык не поворачивается называть "правом" естественное обладание возможностью. С правами у нас не рождаются, они исключительно даруются, заслуживаются, покупаются, отбираются.

С другой стороны:

В условиях длительного социально-экономического кризиса, резкого обнищания значительной части населения для среднестатистического россиянина "права человека" стали одним из инструментов достижения "социальной справедливости". Если раньше, распределяя блага "по справедливости", в России сверялись с догматами христианства, а после 1917 года - с "Коммунистическим манифестом", то после 1991 года стало актуальным "справедливо распределять" в соответствии с Всеобщей Декларацией прав человека. Неслучайно из всего разнообразия прав человека только социальные права более или менее прочно прижились непосредственно в "широких слоях населения" и стали одной из идеологических (не моральных) упаковок реальных столкновений государства и различных социальных и политических групп по поводу распределения ВВП (в старом понимании).

Несмотря на то, что источником социальных прав во Всеобщей Декларации прав человека является не требование социальной справедливости, а стремление к поддержанию человеческого достоинства, социальные права оказались самой понятной частью современной правозащитной парадигмы и самой близкой российскому патерналистско-социалистическому представлению о взаимоотношениях человека и государства. Права человека массово у нас восприниматься пока только как позитивные права, фиксирующие социальные обязательства государства.

С постперестроечного времени в России происходит своего рода "социализация" прав человека (возможно, пик этого процесса мы уже прошли). Правозащитный пафос борьбы с государством за человеческое достоинство и свободу личности помещается в контекст всеобщей борьбы всех со всеми, в том числе и с самим государством, за "справедливое распределение" права пользоваться его поддержкой. На уровне обыденного сознания эта "социализация", "полевение" прав человека проявляется в представлениях о том, что "у бедных" (больных, пожилых, безработных) должно быть больше прав или, во всяком случае, они более достойны их иметь.

Проблемы прав человека

Предлагаю взглянуть на права человека, немного отодвинув в сторону общепринятые акценты и контексты.

***

Моральная природа прав человека очевидна. Права человека лишь отражаются в позитивном праве (если не сказать хуже - отчуждают себя в позитивное право). Но при этом, когда говорят о правах человека, то, как правило, подразумевается их юридический (позитивно-правовой), а не моральный (естественно-правовой) контекст. В политической и гуманитарной риторике права человека предстают, прежде всего, как нормы международного или конституционного права, а не как моральные дефиниции. И в этом есть большой практический смысл. Но в то же время, реальная жизнь прав человека в человеческом обществе разворачивается не по законам юриспруденции и даже не по законам политики. Базовое освоение личностью прав человека происходит в более архаичных пластах социума, в хаотическом быту инстинктов, архетипов, ценностей, установок.

***

Аксиологически права человека базируются на двух основных ценностях: Человеческом Достоинстве и Свободе. Причем, теоретически Свобода обеспечивает Человеческое Достоинство, а не наоборот. В пафосе же рассуждений о правах человека все подавляет Свобода, именно она формирует смысловую атмосферу прав человека. А не окажется ли более продуктивным, и для понимания и для продвижения прав человека, сконцентрироваться на Человеческом Достоинстве?

***

Права человека естественны, универсальны и неотчуждаемы. В дискурсе же о границах и инструментальных возможностях прав человека основное место занимают рассуждения об их универсальности и неотчуждаемости. Хотя не в них, а в естественности заключена природа прав человека и, как мне кажется, именно в "естественности" мы можем найти ответы на многие тяжелые вопросы. Сегодняшние же рассуждения об естественности прав человека обычно не идут дальше краткого курса вежливо-снисходительной апологетики Гроция, Локка, Руссо и др., что совершенно не соответствует уровню проблем, стоящих перед правами человека.

***

В любых размышлениях о "естественных правах человека" как-то само собой подразумевается, что человеческая "естественность" исключительно социальна (в классических вариантах - божественна). Но в человеческой "естественности" есть и существенная биологическая составляющая. Очень интересно, каково ее место в обосновании "естественных прав человека".

***

Как-то так сложилось, что права человека воспринимаются и обсуждаются, прежде всего, как идеология. Хотя, казалось бы, та же "естественность" прав человека, если к ней относиться серьезно, идеологически нейтральна, она никого не обслуживает. Права человека уникальны, они живут на стыке морали, права, философии, политики, религии. Может быть, имеет смысл попытаться определить этот их непонятный статус, найти его смысл и место в ряду известных форм духовной и социальной активности. Кстати, в значительной степени именно жесткие идеологические привязки прав человека к либерализму и христианству делают их так трудно проходимыми в исламской, конфуцианской, буддистской, синтоистской и прочих средах.

Права человека должны быть общепринятыми

Права человека - моральные нормы. Специфические, отраженные в праве, но моральные. Норма является "моральной" не потому, что кто-то ее так назвал, а потому, что она общепринята, признана каждым взрослым человеком той общности людей, которой эта норма касается. Нормы поведения бессмысленно считать "моральными", если по их поводу нет естественного общественного консенсуса. Отсюда и требовать соблюдения моральных норм можно только тогда, когда этот консенсус имеет место, в противном случае у "требования" нет моральной основы для того, чтобы быть принятым. Нормы морали могут не соблюдаться, но их общепринятость делает несоблюдение эмоционально дискомфортным.

Даже человек, совершающий умышленное убийство (если он не душевнобольной маньяк), чувствует, а иногда даже знает, что убивать нельзя, даже если это месть или самооборона. Как бы он при этом себя не оправдывал, он чувствует, что поступает нехорошо, даже у самых "закоренелых профессионалов" в подсознании формируется зона дискомфорта. Обязательные впоследствии муки совести и есть продукт этого "чувствования", со временем лишенного индульгенции злободневных мотивов. Поэтому же в убийце не возникает мощного эмоционального протеста против наказания как такового. Есть страх перед наказанием, есть искреннее и мощное желание избежать наказания, но нет искреннего протеста. Все это говорит о том, что "не убий" - есть универсальная моральная норма. В силу различных обстоятельств она может не соблюдаться, но она общепринята и потому дает каждому человеку моральное право требовать от каждого другого человека не убивать себе подобных. При этом развернутая, духовно изощренная система оправдания убийств, по тем или иным мотивам существующая во всех обществах, лишь подчеркивает моральную нормативность запрета на убийство. Самый распространенный "подсознательный прием" оправдания убийства - это ксенофобия. Ненависть к "чужому" оправдывается тем, что он как бы вычеркивается из списка людей, ощущается-объявляется "не человеком", "получеловеком", "недочеловеком", "нелюдем" (расизм, религиозная нетерпимость и т.п.). "Нечеловечность" "чужого" и делает возможным нечеловеческое отношение к нему, вплоть до убийства. Что опять же, пусть извращенно, но подчеркивает общепринятость табу на убийство Человека.

Если общепринятость - признак моральных норм, то права человека (т.е., каждого человека) как моральные нормы должны быть приняты всеми представителями вида Homo Sapiens. При этом если естественность, общевидовая универсальность и неотчуждаемость - это то, что отличает права человека от остальных моральных прав, то общепринятость - это то, что, идентифицирует права человека именно как моральные права. Без "всечеловеческой общепринятости" права человека - не более чем "заявление о намерениях" в отношении человечества.

Вместе с тем, мы знаем, что права человека признаются не всеми людьми, а некоторыми представителями человечества признаются явно формально - "чтобы отстали". И это основная проблема современной парадигмы прав человека, причем, проблема остро политическая.

Конечно, "общечеловеческий консенсус" по поводу прав человека - вещь мало понятная и трудно измеримая. Права человека существуют на поле морали, а бал здесь правит "коллективное бессознательное", глубинные архетипы. Любой конфликт или согласие на этом поле, как запах: все его чувствуют, все понимают, что он значит, но никто не может его описать. Если консенсус случится - мы его почувствуем.

Сегодня очевидно лишь, что членство почти всех государств планеты в ООН - организации, сформулировавшей права человека в качестве принципов своей деятельности - не является подтверждением этого консенсуса. И даже подписание большинством стран мира международных пактов о правах человека свидетельствует лишь о политико-прагматической воле их правительств, а не о естественной солидарности народов по поводу прав человека. Очевидно и то, что очень многие люди в силу своей невключенности в процессы глобализации (родоплеменные догосударственные сообщества, многочисленные маргинальные слои в "цивилизованных" обществах) просто не могут быть субъектами какого бы то ни было волеизъявления по поводу любого пункта "общепланетной повестки дня". Тем не менее, о консенсусе необходимо говорить и всячески содействовать его возможности.

***

Если кто-то считает, что у разных народов могут быть разные права Человека, то, значит, речь идет о разных биологических видах, которые по недоразумению имеют одинаковое название.

Если кто-то считает что прав человека нет вообще, что они - всего лишь одна из многих идеологических сказок Европы, то он отрицает очевидное: в каждом человеческом сообществе существуют моральные нормы, регулирующие взаимоотношения члена сообщества и власти с целью недопущения чрезмерного, тотального произвола со стороны последней. Вопрос в том, какие из этих норм универсальны для всех человеческих сообществ, а какие уникальны для одного или для группы сообществ. Вождь племени амазонских индейцев и президент Французской республики в равной степени, но по разным причинам не могут себе позволить чрезмерный произвол и тоталитарные замашки. Если же они все-таки расслабятся, то столкнутся с серьезными проявлениями неуважения к своей власти со стороны соплеменников и сограждан.

Если китайцы, малайцы или индонезийцы в лице своих лидеров считают, что права человека, в формулировке европейцев и американцев, не подходят их народам, то, либо европейцы и американцы в свое время не совсем точно, не совсем универсально, одним словом, не совсем корректно, сформулировали права человека и тогда это очень большая проблема для всего североатлантического мира. Либо лидеры китайцев, малайцев или индонезийцев не принимают права человека не по глубоким мотивам духовного несовпадения, а потому, что таким образом они позиционируют свое неприятие вестернизации, и тогда права человека - лишь повод для такого позиционирования. На практике могут иметь место обе причины.

Если кто-то, кто в курсе, считает что права человека, провозглашенные ООН, его не касаются или касаются не в полной мере, то это может означать следующее:

1. Он не разобрался, познакомился с правами человека в неадекватной, извращенной форме.

2. Он не Человек - и, естественно, права Человека его не касаются.

3. Он не заинтересован в публичном признании прав человека, это противоречит его интересам.

4. Права человека, в современном ООНовском виде, сформулированы не совсем корректно, т.е. недостаточно универсально, чтобы признаваться большинством людей.

***

Очевидно, что Всеобщую Декларацию прав человека, международные пакты о правах человека, прочие первоисточники и популярные тексты, написанные и распространяемые под эгидой международных организаций, реально читали только доли процента живущих на планете людей.

Как правило, в странах третьего мира большинство людей реально сталкиваются с правами человека в интерпретации, далекой от их "официального" смысла. О правах человека особенно много говорят на фоне либо вульгарно-политических акций (гуманитарные интервенции), либо вульгарно-гуманитарных мероприятий (богатый запад раздает еду и одеяла голодным). В лучшем случае, права человека сводятся к политическим свободам и всеобщему избирательному праву, и в этом смысле воспринимаются местным сообществом в лице "национальной интеллигенции" как еще одна политическая доктрина в общей струе вестернизации.

Существенную проблему для продвижения ООНовских прав человека по планете представляет набившая оскомину "политика двойных стандартов" международных организаций и североатлантических стран в отношении гуманитарно-политических проблем незападных стран.

Еще одним немаловажным обстоятельством, затрудняющим продвижение прав человека в незападном мире, является их риторическая и терминологическая сцепка с христианством и либерализмом - самыми экспансионистскими продуктами европейской цивилизации. При этом мало кого волнует правда о том, что и то и другое для прав человека - не более чем конкретно-историческая упаковка.

***

С сегодняшним "мнением" тех или иных народов о правах человека мы сталкиваемся, в основном, в изложении их государственных лидеров. А они, как известно, могут не признавать что-либо извне не только по глубоко патриотическим мотивам сохранения национальной идентичности, но и по вполне поверхностным корыстно-политическим мотивам сохранения личной власти, источников дохода и т.д.

Любая власть стремиться к собственному абсолюту, как количественно, в смысле тотального, всеохватного обладания предметом власти, так и качественно, в смысле неограниченности воли - произвола. Права человека ограничивают власть. Носители власти всегда и везде не заинтересованы в продвижении и соблюдении прав человека. Поэтому общество (общественность) должно быть достаточно сильным, чтобы власть считалась с моральными нормами, ограничивающими ее стремление к тотальности и произволу. Механизм этой силы очень сложен (но не мистичен) и не сводим к демократическим процедурам.

Во многих странах третьего мира в настоящее время происходит переход от "родной", вкрапленной в социум, патриархальной власти вождей и старейшин к публичной власти отчужденных от народа государственных функционеров. Переход этот повсеместно сопровождается полным социальным бессилием, неукорененной в новой жизни, старой родоплеменной общественности. Такое состояние общества крайне выгодно некоторым азиатским и африканским лидерам новейшего времени, не вполне еще отличающим быт от властвования, и не обремененным "этикой долга и ответственности" традиционных элит. С их точки зрения, "права человека" - это соблазн и искушение для забывших свои права народов.

***

Естественная природа прав человека является объективным условием их всечеловеческой универсальности, общепринятость же необходима для того, чтобы эта универсальность состоялась практически: нормативно и институционально.

"Идеальные" (общепринятые) права человека не могут иметь национальной специфики. Права человека у всех людей одинаковые. Специфичной может быть лишь форма их реализации.

Мы (те, кто, так или иначе, принимает современную парадигму прав человека) ничего не можем сделать с теми, кто не признает прав человека по политическим и другим подобным мотивам. Но мы можем оказать просветительское содействие тем, кто не в курсе, кто был дезориентирован неразборчивыми в средствах "глобалистами", международными бюрократами, местечковыми политиками и общественниками.

Мы можем попытаться сделать формулировки конкретных прав человека и их международно-правовое обеспечение более корректными, более адекватными полиэтническому, поликультурному миру.

Современная парадигма прав человека может и должна быть частично переформулирована в сторону ее большей универсальности

Неравноценность прав человека

Сегодня принято настаивать на равноценности всех прав человека. Оставляя в стороне проблему "всех", можно попытаться взглянуть на права человека несколько наивно, отрешившись от многовековых политических и идеологических наслоений, принимая во внимание лишь их фундаментально моральный характер, направленность на защиту человеческого достоинства и естественность, универсальность и неотчуждаемость их сущности. Если с этой точки зрения прочитать Всеобщую Декларацию прав человека, то станет очевидно, что далеко не каждое провозглашенное в ней право можно назвать правом Человека или, по крайней мере, моральная ценность (ценность для человеческого достоинства) различных прав может существенно отличаться. Часть прав просто трудно признать естественными, а соответственно и универсальными. Различные права человека существенно отличаются по степени и формам их возможного ограничения, они по-разному и в разной степени "неотчуждаемы". Кажется очевидной и иерархия прав человека, основанная на их генезисе.

Например. Каждый из нас с легкостью может представить, что человек рождается, изначально и естественно обладая свободой передвижения. Каждый чувствует, что в этом есть некая высшая естественная логика. Столь же естественным представляется запрет рабства (человек естественно рождается свободным), право на брак (брак во всех его формах - наиболее удобная социальная упаковка для целого ряда фундаментальных инстинктов), свобода информации (жить и не иметь возможности обмениваться информацией с окружающим миром - невозможно) и т.д. Такого рода "естественное обоснование" мы найдем в себе и в отношении права на жизнь, права на убежище, свободы убеждений, запрета пыток, свободы труда, свободы объединений, запрета на вмешательство в частную жизнь, права на образование и т.д.

При этом вряд ли кто в состоянии представить, что каждый из нас рождается, изначально и естественно обладая "правом создавать профессиональные союзы" (Всеобщая Декларация прав человека, ст. 23, п. 4). Трудно найти в здравом смысле аргументы и в пользу того, что каждый представитель вида Homo Sapiens естественным образом имеет право на проведение в его стране "периодических и несфальсифицированных выборов… при всеобщем и равном избирательном праве путем тайного голосования, обеспечивающих свободу голосования" (Декларация, ст. 21, п. 3). Подобного рода проблемы возникают и при поиске естественной аргументации для обоснования права "на оплачиваемый периодический отпуск" (ст. 24) и некоторых других социальных прав.

Естественность прав Человека, помимо прочего, означает наличие в каждом человеке естественной потребности в реализации этих прав. Например, в каждом человеке существует естественная потребность объединяться с себе подобными для решения тех проблем, которые он не может решить самостоятельно. Эту потребность покрывает такое право человека как "свобода ассоциаций". "Право на создание профессиональных союзов" - это частный случай "свободы ассоциаций", причем, в представителях вида Homo Sapiens нет естественной потребности создавать профсоюзы, боюсь, такой естественной потребности нет даже среди тех представителей вида, которые живут в Европе и Америках. Право создавать профсоюзы не универсально и не фундаментально, а имеет конкретные культурные и исторические корни, и связано с защитой интересов наемных работников в индустриальную эпоху, в индустриальных секторах экономики. Т.е., если вы не наемный работник и живете в доиндустриальном или в постиндустриальном обществе (или работаете в соответствующих секторах экономики), то у вас и мысли никакой о профсоюзах не возникнет, не то, что потребности. А права человека - универсальны, и не могут быть естественными для одних и неестественными, абсолютно ненужными - для других.

Права человека и демократия также имеют совершенно разную природу. Если права человека фундаментальны, внеисторичны и имеют морально-естественную природу, то представительная демократия - исключительно продукт определенной цивилизации и определенного исторического времени. Если демократию Европа породила, то права человека она всего лишь открыла для остального человечества, европейцы всего лишь первыми расшифровали моральный год прав человека. Даже в истории Европы представительная демократия большую часть своей истории существовала локально, с большими перерывами, а в эффективном и не дискриминационном виде - так и вовсе меньше века. Успехи последнего столетия - абсолютно не повод для глобальных выводов об универсализме представительства, особенно если вспомнить, что подобных успехов политических технологий на пяти континентах за пять тысяч лет письменной человеческой истории было немало - где они теперь эти успешные технологии.

Существует фундаментальное право Человека "принимать участие в управлении своей страной", но это право не равно праву на демократическое правление. Хотя вполне возможно, что на сегодня представительная демократия - это наиболее доступный и естественный способ обеспечить участие "рядового человека" в управлении его страной.

В этом смысле современная парадигма прав человека имеет, как минимум, двухуровневую структуру, включающую в себя основную универсальную (общечеловеческую) и специальную (североатлантическую) части. Современная парадигма прав человека планетарно не консенсусна, слишком глубокий след оставили в ней первооткрыватели. Но поскольку речь идет всего лишь о не совсем универсальной трактовке отдельных прав, проблема эта вполне разрешима.

Новая естественность?

Моральная сила прав человека в их естественности. Естественность прав человека обуславливает их универсальность, всечеловечность.

Но в современной парадигме прав человека естественность невнятна, ей не достает сильных, очевидных аргументов. В сегодняшних рассуждениях о правах человека естественность не вопиет, а международное право, на котором базируется современная теория и практика прав человека, вступило в полосу первого серьезного кризиса с неясными перспективами и для себя и для прав человека.

Современная аргументация естественности прав человека все еще опирается на "естественно-правовой" пафос трехвековой давности. "Здравый смысл", "естественное право", "естественное состояние", "общественный договор"[3] - все это важно, но недостаточно актуально и не приспособлено для современного продвижения прав человека.

С одной стороны, необходимо переосмысление этико-философской аргументации прав человека (например, вполне перспективной представляется гуманистическая критика современных отношений "человек - государство", "человек - квазигосударственные структуры" через понятие "отчуждения" в духе раннего Маркса и философов "франкфуртской школы", в этом смысле права человека выступают как средство постоянного преодоления отчуждения "обесчеловеченного" государства от человека). С другой стороны, убежден, что не менее важной, и, возможно, более перспективной должна стать задача создания системы естественнонаучной аргументации естественности прав человека. Эта система должна опираться на новейшие достижения как "антропологических", так и биологических наук, прежде всего, этнологии, этологии,[4] генетики, сравнительной психологии, социо- и психолингвистики, социобиологии, этнопсихологии и других отраслей психологии, социальной психологии, медицины и биологии. Многие исследователи прав человека просто не представляют, какой объем интереснейшего, креативного и совершенно готового для интерпретации материала ждет их в запасниках этих наук.

Массу разрозненных данных многих естественных наук необходимо связать в одну гармоничную концепцию, которая бы доказывала: человек как био-социальное (социально-биологическое) существо не может полноценно существовать, быть "адекватным своему генотипу", подвергает себя риску деградации, если не реализует того, что мы называем "правами человека".

***

Естественность прав человека, помимо прочего, доказывается естественной потребностью в их обладании и естественным стремлением к их восстановлению, когда они ограничиваются.

Нет естественного стремления к участию в парламентских выборах, когда их нет, и вы не знаете, что это такое, но всегда есть естественное стремление к тому, чтобы с вашим мнением по поводу проблем сообщества считались.

Человек жаждет сообщать власти свое мнение о ней (впрочем, как и любым другим людям и институтам, обладающим жизненно важными для человека функциями; доведение своего мнения до значимого объекта есть один из способов приспособить его функционирование к своим потребностям) и мучается, когда не получает такой возможности, и придумывает всякие суррогатные способы реализации этой потребности, вплоть до надписей на заборах и "замещения" в виде кухонных дебатов.

Права человека и квазигосударственные институты

В рамках традиционной правозащитной парадигмы права человека призваны противостоять произволу государственной власти. Возможен, однако, и более широкий подход, при котором права человека защищают человека от произвола любой власти. В этом случае права человека действуют везде, где существуют отношения господства-подчинения, где участники отношений изначально и объективно не равны в своем статусе, у одного он очевидно властный, доминирующий; у другого - подчиненный, зависимый: чиновник - гражданин, работодатель - наемный работник, учитель - ученик, взрослый - ребенок, врач - пациент, монополист (не каждый производитель товаров или услуг, а именно монополист) - потребитель и т.д. При этом сторонники традиционной парадигмы говорят, что и в этих случаях, если господствующий, доминантный субъект допускает произвол в отношении зависимого, рецессивного субъекта, то, с точки зрения прав человека, претензии нужно предъявлять все равно государственной власти, так как она обязана регулировать эти отношения, она была обязана предотвратить произвол и она располагает инструментарием для восстановления нарушенных прав.

В "специализации" прав человека как моральных прав, исключительно на взаимоотношениях человека и государства был очень глубокий конкретно-исторический смысл, который был актуален и в эпоху зарождения современных представлений о правах человека - в 17-18 веках и даже в середине 20 века, когда права человека были институциализированы международным сообществом. Но сейчас ситуация меняется.

С точки зрения защиты человеческого достоинства, все равно, кто является субъектом его унижения: государство, негосударственная организация, "простой человек" или представитель власти. При этом права человека не распространяются на горизонтальные отношения только потому, что произвол, творимый одним "простым человеком" против другого "простого человека", в принципе, ситуативен (т.е. не связан с преимуществами статуса, делается возможным благодаря стечению обстоятельств) и потому, в принципе, преодолим в рамках обычных моральных и правовых норм, в крайнем случае, всегда есть такой инструмент как месть, применение ответного насилия и прочие факторы сдерживания. Массовая криминальная война всех против всех невозможна, поскольку опасна для всех. Преступник, совершая преступление, почти всегда рискует; государство, совершая репрессии, почти никогда не рискует.

Права же человека "занимаются" непреодолимым произволом, произволом против которого "частный человека" изначально, по определению, бессилен, как бессильны и обычные нормы морали и права. Такой произвол порожден непреодолимыми различиями в статусе сторон, в этом смысле его можно назвать "институциональным произволом", основанном на злоупотреблении различиями в статусе. Таков произвол власти. Ему и противостоят права человека, как самому опасному для человека, самому трудно преодолимому. Если вас обокрали, у вас есть возможность найти и наказать вора, а, возможно, и вернуть украденное. Если ваше имущество конфисковало государство, потому что вы "буржуй", еретик или еврей - у вас нет шансов. Для противостояния "сверхпроизволу" необходимы "сверценности", "сверхправа", каковыми и выступают права человека.

Права человека - это перевод "10 заповедей" с "человеческого" языка на "государственный". По сути дела, права человека появились на свет как второе издание базовых норм морали специально для государства.

Когда человечество выводило в своем видовом сознании "не убий", "не укради", "не прелюбодействуй" основным врагом человека (кроме природы, с которой договариваться бесполезно, и "чужих", с которыми договариваться можно было лишь временно) был сам человек, личность противостояла личности. Пришедшие из животного прошлого нормы социального поведения очеловечелись и оформились как моральные нормы, на базе которых сформировалось обычное право. Государство только зарождалось, его влияние на повседневную жизнь не было столь тотальным как сегодня. Это уже потом государство изобрело границы, тюрьмы, полицию, цензуру, запрет разводов, конфискацию имущества и т.д. Изобретало нередко для "всеобщего блага", но отдавало, естественно, в руки конкретных людей, что и создает до сих пор объективные условия для произвола.

По мере укрепления государства, проникновения его во все большие сферы общественной жизни человек столкнулся с уникальным явлением - абсолютным (тотальным, институциональным) произволом, произволом, которому бесполезно сопротивляться - ты изначально слабее, на который некому жаловаться - это глупо, за который даже невозможно отомстить, не говоря уже о возмещении вреда.

Власть изначально позиционировалась вне морали и вне права. В сакральных интересах власти можно все: убивать, воровать (реквизировать), прелюбодействовать. При этом государственная власть никогда не отрицала мораль и право, а лишь выводила при необходимости себя за скобки. Соответственно, за скобки морали и права выводили себя и люди, сталкиваясь с произволом государства. Подкуп, обман и абсолютная покорность стали естественными и единственными доступными способами предотвращения государственного произвола, причем ни один из этих способов ничего не гарантировал: мог сработать, а мог и не сработать. Вместе с тем, всегда были люди, которые либо не могли, либо не хотели защищаться от произвола такими способами, либо вообще не видели смысла в том, чтобы защищаться. Святые, юродивые, философы, шуты, пророки, дервиши, поэты, прочие духовные маргиналы, эстеты и образованные филантропы испокон веку пытались затащить государственную власть в лоно морали и права. Они считали, что государство можно убедить не злоупотреблять властью, предъявив ей такие аргументы, которые она не сможет игнорировать. В рассуждениях этих, как правило, "не от мира сего", людей содержался скрытый призыв к власти о солидарности с человеком. Они пытались найти хоть что-нибудь общее, что могло бы побудить власть отнестись к человеку как к человеку, хоть в чем-то равному носителю власти и потому могущему рассчитывать на солидарное к себе отношение. Они пытались найти единство власти и человека в Боге, в Природе, в Законе, в Здравом Смысле.

Если человека и власть не объединяют обыденные представления о справедливости, обычные нормы морали и права, то нужны сверхнормы, сверхценности, сверхправа, высшая справедливость: общая и для императора и для плебея. С самого начала истории люди пытались наделить создаваемые ими религии функцией морального ограничения государственной власти. Но всякая религия, в конечном счете, вставала на сторону государства и всегда находила возможность для оправдания и даже освящения государственного произвола.

В конечном счете, через греческих стоиков, римских юристов, христианских космополитических богословов, английских философов, французских просветителей и американских революционеров этими противопроизвольными сверхценностями стали современные права человека. Они и явились вторым (в очередной раз дополненным и уточненным) изданием традиционных моральных норм в эпоху, когда основным, самым мощным и "эффективным" носителем произвола было государство.

Таким образом, современные права человека - это своего рода моральные заповеди эпохи развитого национального государства, призванные обеспечивать безопасность человека не от социума, чем "занимаются" "традиционные заповеди", а от государства, в котором человек опредмечивает свою потребность в безопасности и пытается снять возникшее отчуждение, ограничивая возможность государственного произвола посредством демократии и прав человека.

Сегодня ситуация стремительно меняется. Национальное государство, в течение нескольких веков более или менее сносно обеспечивавшее безопасностью большинство народов мира, переживает кризис. Государственную власть в большинстве стран по частям и оптом пытаются приватизировать транснациональные и крупнейшие национальные корпорации, международные квазигосударственные институты, могущественные криминальные, олигархические и религиозные группы, продвинутые гражданские сообщества. В североатлантических странах традиционное государство медленно, но верно растворяется в рассоле гражданского общества, едком для любых вертикальных связей.

Соответственно, и источником возможного институционального произвола сегодня является не только государство. Все, кто претендуют на функции государственной власти, отрывают от него куски или создают новые формы публичной власти, пропорционально объему приватизированной или созданной власти приобретают и возможности для сверхпроизвола.

***

О надгосударственной власти транснациональных корпораций, прежде всего в странах третьего мира, сказано многое и известно почти все. Они не только оказывают кардинальное влияние на правительства государств на макроуровне, но и нередко фактически берут на себя функции административного управления территориями, на которых концентрируются их производства и трудовые ресурсы (достаточно вспомнить деятельность алмазодобывающих кампаний на юге Африки). В этих случаях властная воля этих корпораций входит в непосредственное соприкосновение с населением, вершит судьбы конкретных людей, контролирует их доступ к труду, образованию, социальным ресурсам, правосудию, формируют социальную и, зачастую, разрушают, природную среду их жизни. Злоупотребления этой властью естественны и очевидны, как и тотальный, индивидуально непреодолимый характер этих злоупотреблений.

Подобную же роль играют в России крупнейшие, в основном сырьевые, корпорации, выступающие в роли "градообразующих" и "регионообразующих" предприятий. В некоторых промышленных районах России под их корпоративным контролем находятся бюджеты, администрирование и судопроизводство не только отдельных городов, но и целых регионов. Газпром, ЮКОС, ЛУКОЙЛ, Норильский никель и другие формируют бюджеты "подведомственных территорий", имеют решающий голос при принятии важнейших политических, кадровых, инвестиционных и социальных решений. Они формируют социальную среду не только в качестве основных работодателей и налогоплательщиков, но и принимая участие в распределении бюджетов через свое лобби в представительной и исполнительной власти, и осуществляя собственно корпоративные социальные программы. Вся государственная инфраструктура, включая правоохранительные органы, Ханты-мансийского округа, нефтедобывающих районов Урала и Поволжья и многих других "корпоративных территорий" России фактически находится на содержании соответствующих корпораций. Таковы реалии и, наверное, не все в них плохо. Но как только мы сталкиваемся со злоупотреблениями такой властью, выясняется, что в отношении государственных органов российское законодательство все-таки имеет хоть какую-то систему "антипроизвольных" сдержек, пусть не очень эффективную, но все-таки упакованную в реальные правовые нормы. В то время как квазигосударственная власть и деятельность корпораций находится исключительно в сфере неформальных отношений и, соответственно, не может регулироваться национальным законодательством, а негуманность и гражданская невменяемость корпоративной этики крупного российского бизнеса, видимо, еще не исчерпали для него своей полезности. Т.о., произвол со стороны трансрегиональных корпораций потенциально более опасен и более фатален для конкретного человека, чем пещерный государственный произвол. Насколько бескомпромиссны злоупотребления корпоративной властью и насколько эта власть "огосударствлена", испытали на себе многие российские экологические организации, пытающиеся противостоять российским нефтяным и газовым корпорациям.

Новые субъекты квазигосударственной власти могут представлять собой угрозу правам человека не только по всему фронту частной жизни, но и концентрируясь в отдельных ее секторах. Как это происходит с компаниями-монополистами, занимающими доминирующее положение в отдельных секторах потребительского рынка, жестко диктующими свои условия потребителям (прежде всего, это реалии стран третьего мира и стран с переходной экономикой). В этой связи достаточно вспомнить отечественных монополистов проводной телефонной связи, прочно оседлавших право на информацию в телекоммуникационной сфере в некоторых регионах России.

Международный валютный фонд, НАТО, Европейский союз и даже ООН - не просто сумма политических воль входящих в них государств, а самостоятельные политические субъекты с все более четко вырисовывающимися собственными интересами, естественно несовпадающими с бессмысленным вектором совокупной воли "стран-участниц". До недавнего времени властное воздействие международных институтов на конкретного человека было опосредованным. Субъектами отношений господства-подчинения были руководящие органы международных организаций и национальные правительства. При этом, в зависимости от ситуации и международного статуса государства, оно могло обладать по отношению к международным организациям как доминирующим, так и подчиненным статусом. Сегодня, с вошедшими в моду международных отношений "гуманитарными интервенциями", создается уникальная ситуация: непосредственным нарушителем прав человека может стать официальный представитель НАТО и даже ООН. Если эти "интервенции" будут все чаще, по все более политическим, а не гуманитарным мотивам, а сопротивление различных групп местного населения - все более ожесточенным, с большим количеством жертв со стороны "интервентов" (что мы сегодня видим в Ираке), то, соответственно, и существующие сегодня гуманитарно-джентльменские правила ведения "интервенций" естественным образом заменятся классическими обычаями ведения войны.

Международные организации ни только пытаются выступать гарантами национальной безопасности (в том числе экономической, финансовой) отдельных стран, но и берут на себя функции местного управления и социальной защиты населения в районах гуманитарных катастроф, социальных и политических катаклизмов. И это хорошо, но это функции государственной власти, а власти гуманитарной не бывает.

О приватизации государственной власти спецслужбами, криминальными корпорациями и экстремистскими политическими группировками сказано много. На каждом континенте, кроме Австралии и Антарктиды, существуют территории от сотен до сотен тысяч квадратных километров, на которых годами и даже десятилетиями функции государственной власти поделены между "силовиками", "бандитами" и "революционерами": Чечня, Курдистан, сельскохозяйственные регионы, специализирующиеся на выращивании наркотических культур, в странах южноамериканского "золотого треугольника" и индокитайского "золотого полумесяца", обширные территории в странах экваториальной Африки, отдельные районы Эфиопии, Филиппин, Афганистана, Пакистана, Таджикистана, в странах Центральной Америки и т.д. В мегаполисах многих стран мира существуют целые районы с преимущественным проживанием национальных и социальных меньшинств, где функции местной администрации фактически исполняют различные мафии. Муниципальная власть в этих районах номинальна и сводится, по сути, к откупному финансированию коммунальных нужд, сами же мафии не только бандитствуют, но, как могут, регулируют местную экономику, вводят свое налогообложение, занимаются социальной поддержкой, особенно продвинутые даже финансируют местное образование и здравоохранение.

Квазигосударственные религиозные институты - самые очевидные и известные сегодня конкуренты государственной власти. Суннитское движение талибов, буддистская секта Аум Синрике, протестантская секта мормонов и многие другие создавали, создают и будут создавать свои "государства в государствах", со всеми вытекающими отсюда последствиями, как позитивными, так и негативными. Причем последние, за небольшим исключением, явно доминируют - очень трудно создавать "государство" только для своих, для правоверных.

В странах Запада на государственную власть наступают гражданские сообщества, как в лице муниципалитетов, забирающих все больше административных, экономических, социальных и правоохранительных функций у государства, так и в лице всевозможных гражданских союзов и ассоциаций, превративших общественное мнение в инструмент прямой политики. В этих странах институты гражданского общества, в буквальном смысле слова, поглощают государственную власть, забирая у нее все новые и новые прерогативы. Все это, наверное, хорошо, но в развитых локальных сообществах, имеющих мощный "социальный капитал", общественное мнение также скоро и эффективно расправляется с инакомыслием, как политические полиции уходящих в прошлое тоталитарных режимов. Конечно, формализованное в гражданских организациях общественное мнение никого не расстреливает, но судьбы коверкает. Добиваясь своего, гражданские группы и организации порой демонстрируют такую нетерпимость и ненависть к инакомыслящим, столь неразборчивы в средствах, и при этом так влиятельны (достаточно вспомнить западные радикальные экологические, феминистские и пацифистские организации), что иногда, то, что они делают, воспринимается не иначе, как "гуманитарный фашизм". В некоторых группах российских пацифистов и сторонников альтернативной гражданской службы отношение к армейским офицерам и молодым людям, не возражающим и, уж тем более, желающим служить в армии иначе как ксенофобией не назовешь. Презрение, а порой, и ненависть к инакомыслящим формировались постепенно, исподволь, незаметно для самих активистов, и зачастую только сторонний наблюдатель мог понять, как далеко они зашли в борьбе за правое дело: "современный, порядочный и со способностями молодой человек не должен идти в армию", "в армию идут только дебилы и садисты", "если не дезертировал из Чечни - значит, убивать хотелось".

В современном обществе в социально-значимых коммуникациях доминируют СМИ. Еще в начале прошлого века основным носителем и ретранслятором информации были сами "частные люди". В середине века, по всей видимости, имел место относительный паритет, в зависимости от уровня развития страны. В наше время в развитых странах подавляющий объем социально значимой и жизненно важной информации человек получает через посредников в лице СМИ, обслуживающих не витальную потребность человека в информации об окружающем мире, а удовлетворяющих собственные потребности расширенного воспроизводства. Власть посредника очевидна, как и возможности для злоупотреблений этой властью. Очевидно и отчуждение современных СМИ от человека, их дегуманизация, не в смысле "насилия и секса", а в смысле отсутствия "человеческого измерения" в мотивации СМИ. В доэлектронное время, передаваясь из уст в уста, информация была соразмерной человеку, она не могла вызвать в нем того, чего в нем не было. Информация не могла выйти за рамки человеческого в человеке, так как вместилищем и носителями ее были сами люди. Форма, содержание и, главное, смысл информации зависели от "частного человека", были равны ему.

Человеческое событие, отчуждая себя в СМИ, утрачивает контроль над своим смыслом. Смысл определяет само СМИ, не всегда осознано и, тем более, не всегда злонамеренно, но всегда само. Не имея возможности получать информацию о важном событии непосредственно (даже если захочется, частно-бытовые человеческие коммуникации уже разрушены), и самостоятельно или с помощью референтной группы формулировать его смысл, человек вынужден потреблять смыслы, отчужденные в СМИ. Власть СМИ - власть, основанная на обладании смыслами. Потенциальная и все более реальная угроза СМИ человеку заключается в том, что подобно тому, как СМИ формируют смыслы событий, они формируют и смыслы поступков конкретных людей, и не только поступков, но и смыслы их деятельности, жизни. От позиции СМИ зависят репутации, жизни и судьбы все большего количества людей. И никто не гарантирует, что такой властью СМИ не могут злоупотреблять, и произвол этот не менее неодолим, чем произвол власти. Став объектом внимания СМИ, современный человек не просто может лишиться частной жизни, он может лишиться репутации, карьеры, семьи. Смысл его жизни будет отчужден от него.

Невероятно возросла роль образования и медицины в судьбе человека. Фундаментально определяя качество жизни современного человека, обе социальные отрасли и их представители приобретают невиданную доселе власть над ним, определяя его судьбу, забирая львиную долю его доходов, потребляя большую часть его времени, определяя его карьеру, профессию, социальный статус. Вместе с этой властью растет и база для произвола, конкретные формы, последствия и возможные формы защиты от которого еще предстоит понять и оценить. Образование и медицина не только создают современного человека, но и порабощают его своими услугами, без них он не может состояться, полноценно социализоваться, реализовать себя как новейший Homo Sapiens. И, по всей видимости, их роль в судьбе каждого человека будет еще более возрастать. Основа для сверхпроизвола - объективно и непреодолимо неравный статус врача и пациента, преподавателя и ученика, очевидные отношения господства-подчинения, хоть и смягченные социальной риторикой и атрибутикой. И, как всегда, в таких отношениях доминантный статус создает возможность для злоупотреблений и произвола. Но главное отличие современного образования и медицины от прежних, "дототальных" - они, как и государственная власть, отчуждены, превратились в мощный, независимый от человека механизм, живущий по своим законам, несоразмерным каждой конкретной личности, и потребляющий человека, как потребляет его государство. Современный врач - это не сельский доктор и не семейный врач рубежа позапрошлого и прошлого веков, всем своим существом проросший в социуме, невычленимый из него. Современный врач - это частица гигантской машины, функционирующей независимо от пациента и по непонятным для него правилам.

Образование, медицина и СМИ уникальны еще и тем, что в отношении их человек не в состоянии определить границы своих потребностей. Границы за него определяют они сами, что, в свою очередь, опять-таки порождает почву для произвола.

***

Таким образом, сегодня не только государство имеет мощный потенциал "институционального произвола". Соблюдение прав человека все в большей степени зависит от воли субъектов новой и альтернативной власти, не подконтрольных, по крайней мере, в вопросах прав человека, большинству современных государств и международных организаций. Теория и практика прав человека не может игнорировать это обстоятельство. "Работая" только с государством, "права человека" отстают от породившего их спроса. Правозащитному движению необходим новый язык и новые гражданские технологии для обеспечения возможности непосредственного предъявления претензий квазигосударственным носителям угрозы человеческому достоинству.

[1] Нередко права человека называют "морально-правовыми нормами". В публицистике такой термин возможен, но феноменологически - это химера, абсолютно умозрительный континуум. Реально существуют только нормы морали и нормы права, причем и те и другие существуют по своим специфическим законам, имеют различный генезис и природу. Это не мешает им находиться в тесной связи, не размывая при этом качественную определенность друг друга. Моральные нормы могут стать нормами права, но при этом не перестанут быть нормами морали, более того, становясь нормами права, они не создают никакой новой, особенной "морально-правовой" сущности, отличной и от моральных, и от правовых норм. Есть моральная норма "не убий" и есть масса порожденных ею правовых норм, но не существует еще каких-то норм по поводу "не убий", имеющих особое "морально-правовое" содержание. Третьего не дано (вернуться)

[2] Совсем недавно, в связи с повышениями цен на зерно и возможным повышением цен на хлеб, один из пермских телекомментаторов, говоря о предполагаемых последствиях удорожания хлеба для малообеспеченных слоев населения, назвал все это "нарушением прав человека" и с ним полностью солидаризовался один из местных депутатов. (вернуться)

[3] "Общественный договор", изначально являясь лишь эвристическим приемом, мировоззренческой провокацией, сегодня насыщается актуальными политическими смыслами и постепенно становится позитивной процедурой. (вернуться)

[4] Наука о поведении животных. (вернуться)