Проект "Будущее прав человека в России"

Альманах
"Будущее прав человека
в России"

Выпуск №1

на главную страницу проекта общая информация о проекте последние новости об исследованиях и разработках перечень тем и основных разработок организации, апробирующие наши разработки статьи экспертов проекта в отдельном издании

Авторы альманаха
Отзывы

Альманах "Будущее прав человека в России" №1
Заявка на получение

А.А. Марченков

Правозащитный карасс в ювенильном море

(эссе о молодежных практиках, близких идеологии прав и достоинства человека)

 

VII. МАНАГЕРЫ СРЕДНЕГО ЗВЕНА

Приток какой молодежи ожидается правозащитниками? Какие позиции сообщество готово доверить новому поколению? Пересекается ли правозащитный запрос на "молодежь" с запросами других "групп интересов"? Если эти пересечения есть, то где, в каких точках, они происходят? Можно ли связать права человека с глубинными интересами тех или иных поколенческих течений?

Нужны ли, к примеру, для правозащитных организаций "растиньяки", чьи амбиции, анфас, профиль и деловая хватка отшлифованы школой "Наших", бизнес-классами Ходорковского, молодежными парламентами, студсоветами, школьным самоуправлением, скаутскими дружинами или чем-то подобным?

Не стоит торопиться с ответом: мол, ату их, бюрократов, карьеристов, приспособленцев и киборгов. Равнодушный к идеологическим "журавлям", "растиньяк" - признанный дока по части "синиц". Его мотивация позволяет быть эффективным офис-менеджером, администратором крупных (межрегиональных, международных) объединений, юридическим консультантом, организатором гражданских кампаний, сотрудником юридических клиник и общественных приемных, аккуратным делопроизводителем, бухгалтером, фандрайзером, пресс-секретарем, заведующим издательскими программами... Короче, ему по плечу любая деятельность с калькулируемыми результатами, четко прописанными инструкциями, алгоритмами и процедурами принятия решений, с внятной субординацией и механизмами перехода по "служебной лестнице". Чем старше, "продвинутее", профессиональнее та или иная правозащитная структура, тем больше в ней ценятся не только хорошие люди и идейно выдержанные сотрудники, но и те рабочие лошадки (технический персонал), что способны переносить рутину,[51] делать не только то, что нравится, но и то, что надо, исполнять приказы в случае цейтнота или нехватки сил на объяснение задач. Кроме того, есть огромный спектр общественных благ, для продуцирования которых недостаточно "благородных эмоций"; нужно участие дипломированных, нацеленных на профессиональное самоутверждение, "холодных" и нейтральных специалистов. "Третий сектор" должен быть привлекателен, удобен, престижен для них. Это - один из индикаторов прогресса в становлении гражданского общества. Это - один из индикаторов роста и системной стабильности гражданского общества.

Потребность в "растиньяках" растет пропорционально тому, насколько быстро развивается организация - от неформальной инициативы в сторону стабильно работающей общественной институции. В этом смысле закономерен замеченный экспертами кадровый дрейф правозащиты во второй половине 90-х годов: с одной стороны, диссиденты, борцы, романтики первой волны через поколение воспроизводили себе подобных (внуки - молодые идеалисты), с другой - наблюдался численный рост офисных сотрудников, которые в большей степени ориентировались на модельный образ "профессионала".[52] Костяк второй волны составляли люди среднего возраста. Как правило, они очень редко выдвигали себя на лидерские позиции, были менее публичными (известными, вовлеченными в контакты за пределами сообщества) фигурами, отличались "реалистическими", "прагматическими" взглядами на то, как следует защищать и продвигать права человека, как надлежит отделять зерна "прав" от "плевел" интересов, "гражданскую активность" - от "политической" и "социокультурной". Для них аксиома, что успешная защита прав зависит от умения увязывать спрос населения с конъюнктурой фондовых конкурсов и человеческими ресурсами, имеющимися в распоряжении НПО, что спрос формируем при условии значительных финансовых инвестиций на исследования "рынка", социальный маркетинг, упаковку услуг в глянцевые потребительские пакеты…

Подобное видение - ночной кошмар для тех, чье мировоззрение сложилось в "эпоху развитого социализма" и диссидентского пангуманизма. В ту пору слово "карьера" и, тем более, "общественная карьера" по умолчанию считались чем-то если не неприличным, то, как минимум, двусмысленным; общество нередко связывало продвижение по служебной лестнице слишком с нравственной нечистоплотностью, готовностью поступиться свободой, дружбой, личными принципами. Это отношение то ли как рудимент, то ли как осознанная позиция миновали блокпост перестройки, бессознательно проецируясь на тех, кто в нынешнее время шагает наверх по ступенькам госаппарата или штурмует корпоративные пирамиды. Сама постановка вопроса о "правах человека" как "товаре", который предстоит продать и оценить с точки зрения потребительских предпочтений, который необходимо должным образом позиционировать на рынке социальных услуг и доказать выгодность твоего предложения в сравнении с туфтой, выпускаемой конкурентами… От этого волосы на груди встают дыбом, а в горле - комок[53]. Общественное мнение, в целом высоко оценивающее заслуги старшего, "диссидентского поколения", отнеслось к "средней правозащитной генерации" довольно недоброжелательно: молва приписывала ей "грантоедство", спекуляции на ниве стихийной протестной активности населения, занятие "непыльных" должностей в нарождающемся классе "общественной бюрократии", "делание политической карьеры окольным путем".

После столь весомых обвинений на имеющихся "растиньяках" впору ставить крест и не давать им размножаться, а на тех, что "толпятся в прихожей", заготовить осиновые колы. Этот типаж настолько заклеван пуристами и ревнителями гражданской веры, что менее всего хочется подставляться, выступая его адвокатом.

Критики, безусловно, морально правы. Их обеспокоенность чистотой помыслов гражданского активиста заслуживает уважения. Постараемся понять "прагматиков" и их аргументы.

"Растиньяку" и впрямь могут быть "до фонаря" права человека вместе с его достоинством. Его случайно занесло в сообщество. Случилось это в ту пору, когда казалось, что правозащита вот-вот "встанет на ноги" (будет не только миссионерским, рисковым проектом), наладит бесперебойную систему сбыта своих услуг согражданам, страдающим от произвола, "капитализирует" последствия "диалога с властью", застолбит за собой функцию посредника между общественными ассоциациями, государством и транснациональными, межправительственными структурами. Во всем мире общественная деятельность по мере усложнения социальной структуры и повышения частотности "вертикальных конфликтов", становится востребованной, почетной, сносно оплачиваемой профессией.[54] Ей будут учить. Будет разработана какая-то программа сертификации качества "продукции" и тестирования персонала. Появятся свои стандарты, общепризнанные методики, совместимые "технологические цепочки". Подобную трансформацию - от "самодеятельности" к "профессии" - прошли сотни разновидностей труда. Социолог Энтони Гидденс приводил цифры - от 20-30-ти специализаций в примитивном первобытном социуме до 40 тысяч - зарегистрированных в обществе современном (в реестре профессий на бирже труда). Если на рынке есть "ниша", рано или поздно возникает группа людей, удовлетворяющих спрос на нее. В случае с правозащитой - "ниша" есть и она не исчезнет, покуда существует диспропорция отношений "власти и единицы". Как шутил Марек Новицкий: "…власть всегда нарушала, нарушает и будет нарушать права человека. Это неотъемлемое ее стремление, ей так проще - не обращая внимания на ущемление чьих-то прав и достоинства, идти вперед к светлому будущему. И там безработица правозащитникам не угрожает. Я думаю, что это одна из двух самых стабильных профессий в мире. Первая - похоронщики. Все остальные могут бояться, что у них не будет будущего".[55]

На лавры пророков и харизматиков "труженики второго гражданского эшелона" никогда не претендовали. Они добровольно уступали "старшему поколению" право быть спикерами сообщества, прикрывая их "гуманитарную крылатость" и любовь к "небесным кренделям" своими деловыми качествами, специальными знаниями, вниманием к мелочам. Некоторые "растиньяки" никогда не скрывали, что права человека для них - это "инструмент", "технология", "процедура", правозащитные НПО - не форма призвания, служения, образа жизни, "досуга с благородным смыслом", а, прежде всего, место работы или транзитная кочка в карьере. Как не скрывали и того, что могут уйти в не слишком подходящий момент, если кто-либо предложит более высокую зарплату, звучную должность, перспективы профессионального роста. Среди "растиньяков" встречались даже "перегоревшие" романтики, чья вера в скорую гуманизацию общества и установление гражданского контроля над госорганами постепенно иссякла, трансформировавшись в этику компромисса и кропотливого труда, в идеологию "какого угодно строя, но с человеческим лицом".

Союз "борцов" и "профессионалов" a priori чреват конфликтами. Обсуждать их исключительно в этической плоскости бессмысленно, поскольку они тут же превращаются в межличностный клинч и воспринимаются как сведение счетов. Прав Сергей Шимоволос, предлагавший выработать гласные процедуры самоорганизации сообщества и своеобразный кодекс чести, чтобы регулировать отношения "идеологов" и "технологов" по каким-то понятным для всех и признаваемых всеми правилам. Личный опыт "укрощения растиньяков" Сергей признал неудачным: "10 лет я последовательно проводил стратегию - растить лидеров и создавать "профильные" организации, определять их миссию и готовить для них первые проекты. Но в последние годы большинство из таких организаций либо "умерло", либо утратило "правозащитный" смысл. К руководству пришли откровенные циники, которых я сам привел к власти и которые сейчас называют меня своим врагом. И во всем этом есть и моя вина: НЕЛЬЗЯ поддерживать и ставить во главу организаций людей с неправозащитным мышлением, движимых собственным честолюбием и амбициями; НЕЛЬЗЯ приучать к зависимости от грантов, к привычке искать деньги на любую правозащитную проблему, тем более привлекать к работе очевидно меркантильных людей; НЕЛЬЗЯ упускать контроль за тем, что создаешь. Ответственность остается, но уже нет возможности исправить ситуацию".[56]

После столь горьких выводов читатель ждет анафемы, посыпания головы пеплом и прочих покаянных жестов. Но автор поступает иначе: "Далеко не все приходят в правозащитные организации по убеждениям. Для многих мотивом становится достижение сугубо личных целей - в политике, карьере, учебе за границей и даже в бизнесе. Их работа в общественных организациях часто полезна в качестве сотрудников. Но именно здесь и должна лежать граница - люди без убеждений не должны быть лидерами правозащитных организаций (по крайней мере, не называться правозащитниками), даже если это хорошие менеджеры. Это вовсе не обструкция - профессиональные сотрудники, менеджеры, эксперты просто необходимы, но они так и должны восприниматься...".

Заканчивается статья Сергея выводом-призывом: "время менеджеров должно уйти - возвращается время идеологов". В "переводе" на язык моего эссе: "растиньяку - растиньяково; надо вывести его за штат или развести в организационном пространстве с подлинными носителями правозащитного духа. Плюс - замуровать для "растиньяков" подступы к руководящим позициям. Если этого не сделать, не выработать каких-то мер самоконтроля и "лицензирования" под угрозой окажется ценностная идентичность и пассионарная энергетика правозащитных НПО".

С общим пафосом статьи, трактовкой наиболее одиозных событий и оргвыводами трудно не согласиться. Правда текст, как мне кажется, нуждается в продолжении. Весьма вероятно, что время менеджеров уйдет вместе с менеджерами. Сошлюсь на три броских, разворачивающихся в последние годы тенденции, которые могут повлиять на этот процесс.

Первая - резкое сокращение ресурсной базы правозащитного сообщества.

Иностранные инвесторы[57] по разным причинам уходят или сокращают свои гражданские и социально-гуманитарные программы в России. Оставшиеся испытывают скрытое давление и все чаще предпочитают работать с партнерами, "умеренными во всех отношениях". Западные компании, пришедшие на российский рынок, давно освоились и адаптировались к местным "правилам игры". Для них не новость, что рост продаж и увеличение объема производства никак не связаны с созданием благоприятной социальной среды и расположенностью общественного мнения. В разреженной атмосфере меньше сопротивления и, соответственно, меньше лишних затрат (не считая "откатов"). Разгром "Открытой России" фактически закрыл тему прозрачных, взаимовыгодных отношений с крупным национальным бизнесом. "Политэкономические эмигранты" невменяемы и зациклены на виртуальных покусо-полизываниях Кремля. Какие-либо контакты с ними в настоящий момент не несут ничего, кроме ощущения скуки и бездарной траты времени. Неплатежеспособность большинства "потребителей правозащитных услуг", отсутствие традиций благотворительности, административно-налоговые проблемы организации сбора пожертвований, пропаганда недоверия к "эффективности и чистоте намерений" правозащитных организаций отрезают НПО от других потенциальных доноров. Прямыми последствиями этих и других событий станут проблемы с удержанием штатного состава и офисов, обострение конкуренции между профессионалами, рост безработицы, трудности в создании новыми людьми новых организаций. С технической и инфраструктурной точки зрения многие региональные НПО могут быть отброшены на несколько лет назад - к домашним кухням, принтерам и телефонам. "Колоссы" (МХГ, Мемориал, Союз комитетов солдатских матерей, "Гражданский контроль", Движение "За права человека" и др.) выстоят, но поредеют и "потеряют темп".

Вторая тенденция - "ГОНГизация всея Руси".

ГОНГО[58] - стремительно растущий общественный сектор (по объему вложений, числу занятых, "покрываемой географии"). Безусловно, он существовал и ранее, будь то в виде незатонувших островков "советской общественности" или в форме "VIP-аэродромов"[59] - многочисленных исследовательских институтов, фондов, центров, объединений, созданных бывшими чиновниками или экс-партийцами, которые выпали из "колоды", но сохранили деньги и связи, чтобы по оказии попасть в нее вновь. После "цветных революций", монетизации льгот и появления бюджета на контрреволюционный комплот ГОНГи вошли в фазу расцвета. Им нужны и кадры, и массы. Родственников уже не хватает. Обычным явлением стал наем профессионалов из независимых гражданских организаций на сезонные работы в пользу своих прямых идеологических оппонентов. Для "взрослых", "засвеченных" "профи" подобный соблазн обычно выглядит как череда разовых контрактов (образовательные, консультационные услуги).[60] Молодым же в лоб предлагают "играть за другую команду", авансом подкрепляя серьезность своих намерений.

Вопреки распространенному мнению, ГОНГизация публичной сферы - не сиюминутный, связанный только с предстоящими парламентскими и президентскими выборами, процесс. После "зачистки" партийной системы, нейтрализации и маргинализации критических настроенных СМИ, "равноудаления" (сиречь - определения порядка рассадки и очередности доения) финансово-промышленных групп Кремль практически исключил для себя опасность появления легальной (системной) политической оппозиции. Внешнеполитическая конъюнктура также вполне благоприятна: неафишируемая программа "нефть в обмен на молчание" превратила Россию в "слепое пятно" на событийной карте мира. Осталось только мониторить гражданское общество и смотреть, чтобы та или иная общественная инициатива не перебрала "социального капитала" и не создала инфраструктуру, пригодную для внесистемной атаки. Для этого учредили Общественную Палату, изменили законодательство, регулирующее деятельность НКО, запустили "охранительные молодежные проекты", подобные "Нашим", Евразийскому Союзу Молодежи, "Молодой гвардии", Всероссийской Альтерглобалистской Лиге, "России молодой", "Местным" и другим. Опрометчиво было бы считать, что подобные образования - исключительно разновидность "потемкинских деревень", "мосфильмовская массовка", "потешные полки". С пассионариями там не густо, но они есть. Разочаровываясь и покидая ряды "сурковского комсомола", молодые растиньяки остаются носителями корпоративной модели мира и сосредоточены на том, как бы эту добродетель выгодно перепродать.

В конструкции управляемой демократии ГОНГО берут на себя скорбный труд "смотрящих по зоне", "клапанов для выпуска пара", "отбойника от пятых колонн", "карбюратора для медиа-впрыска нужных интерпретаций реальности". Вне сомнения, настройка "ручной общественности" будет продолжена. Несмотря на внушительные финансовые вливания, прямую протекцию, консалтинг- и информ-поддержку властей, предоставление в пользование части государственных институций (системы образования в первую очередь), эффективность нынешних ГОНГО все еще вызывает нарекания. К примеру, "Наши" и Союз православных граждан, обещавшие отнять у "правозащитников-пораженцев" "монополию на гражданское общество и права человека",[61] до сих пор медлят с развертыванием собственных многократно анонсированных правозащитных программ.[62] Деньги у них есть. Не хватает мозгов и подготовленных "профи". Будут покупать.

Для "растиньяков", мотивированных на карьеру в системе государственных органов, ГОНГО - это чистилище ("фильтр"), фарм-клуб (показ себя во всей красе потенциальным работодателям), "скамейка запасных".

Третий, едва заметный, но ударно торящий свою лыжню, тренд - рождение так называемых ПОНПО (PONPO - Profit-Oriented-Non-Profit-Organizations - коммерческих некоммерческих организаций). Разогнавшийся клин национальных и мультинациональных корпораций, поглощая ресурсы и извергая густые клубы прибыли, рано или поздно натыкается на интересы территориальных сообществ. У последних, как это ни удивительно, в системе ценностей на первых позициях могут оказываться столь "непрогрессивные" блага как продолжительность и качество жизни, сохранность окружающей среды, традиционных промыслов и форм хозяйствования… При фатальном несовпадении планов корпорации и населения, народившегося на путях чьей-либо гениальной схемы (трубопровода, транспортной магистрали, промышленного строительства, утилизации производственных отходов и т.д.), неизбежен конфликт. Его формы зависят от десятка переменных (масштаб и серьезность общественного ущерба, характер и число участников переговоров, степень коррумпированности власти и др.), увеличивающих инвестиционную стоимость проектов за счет расходов на "экологию", "связи с возбужденной общественностью", согласования с местными властями и компетентными ведомствами. Но бизнес есть бизнес. Он не был бы самим собой, если б не стремился к минимизации расходов и максимизации прибыли. Те же топ-менеджеры на досуге не прочь проронить скупую слезу над природой и аборигенами, живущими ее дарами. Но то на досуге. А на работе - они ни причём, поскольку руководствуются токмо волею пославших их акционеров. Акционеры же благоволят процентам.

Самым популярным методом продвижения корпоративных интересов вплоть до последнего времени было образование тактических альянсов бизнеса и власти. Злые языки называют это коррупцией. Добрые - административным рынком или самобытным историческим путем. При населении, не желающем становиться обществом, этот метод работает. Горстку протестующей общественности подкупят, замотают по судам, обмажут дегтем в СМИ и выкинут на помойку обывательских сплетен. Однако время от времени случаются сбои. На два года застряли лукойловские надежды осушить нефтяной шельф близ национального парка "Куршская коса" (в Калининградской области). Против этого Голиафа с многомиллиардным оборотом вышли сотни Давидов, организовавших по призыву "Экозащиты!" акции прямого действия (кампания "Стоп Д6") по всей стране. Офисы и бензоколонки компании окружила молодежь, клеящая стикеры, рассказывающая рядовым сотрудникам "Лукойла" и шоферам о том, что Куршская коса внесена ЮНЕСКО в список уникальных природных комплексов (как объект Всемирного Наследия), что нефтедобыча и шастанье танкеров с горючим в непосредственной близости от песчаных дюн грозит региональной экосистеме… Акции подержали европейские "зеленые". Кончилось тем, что петро-лобби были вынуждены временно ретироваться (в 2004 году добыча была начата). Та же участь постигла стратегов (из "Транснефти"), решивших протянуть ветку трубопровода рядом со священным Байкалом с его запасами кристально чистой пресной воды. Не говоря уже про "мелкие неприятности", доставленные Конфопом (Конфедерацией обществ потребителей) крупным мировым производителям и дистрибьюторам товаров народного потребления. Конечно же, российские активисты пока еще не в состоянии затевать массовые потребительские бойкоты, подобные тем, которые регулярно доставляют головную боль таким гигантам как "Shell", "Exxon", "Nestle", "виргинским табачным баронам" и др. Однако совсем сбрасывать со счетов представителей сотен экологических, потребительских, антиядерных, зоозащитных организаций нельзя. "Пипл все хавает" только тогда, когда не знает, что именно проталкивают в его желудок и среду обитания. Узнав же о рисках, связанных с поеданием генетически модифицированных организмов, с использованием вредных химических веществ при производстве детских игрушек, с вдыханием паров тяжелых металлов, коими кишит атмосфера индустриальных городов, обыватель начинает нервничать. На приковывание наручниками к дверям Госдумы или оккупацию рельсов на пути транспортировки ядерных отходов он вряд ли отважится, но в глубине души с ними согласится и корзинку домашних пирожков в лагерь активистов принесет.

Наиболее дешевым противоядием против прискорбной спайки общества и общественности являются ПОНПО. Формально они абсолютно независимы и вправе гордиться юридического лица необщим выраженьем. Единственное, что их выдает - источники финансирования и явная тенденциозность в выборе объектов для атаки. ПОНПО - идеальный партнер для изображения социальной ответственности коммерческих компаний: они сговорчивы при обсуждении результатов независимых экспертиз, удобны для предварительной вспашки общественного мнения перед началом строительства производственных объектов, гадящих в черте города и т.д. Но это "цветочки". Подлинный потенциал ПОНПО лучше всего раскрывается не столько через пиар "материнской платы" (компании-заказчика), сколько через так называемую недобросовестную конкуренцию. С одной стороны, это можно только приветствовать; шельмовать конкурента да еще под заведомо святыми знаменами беспокойства о жизни и здравии потребителей - это менее опасно, нежели устраивать "маски-шоу" с привлечением админ-ресурса или насылать фанатеющих от бейсбола братков. С другой стороны, ПОНПО наносят реальный вред репутации гражданского общества и сжирают его самый ценный и дефицитный ресурс - доверие населения. Полностью ликвидировать ПОНПО или излечить "ПОНПО-соблазн" для независимых организаций, наверное, нельзя. Единственный способ удержать их в рамках приличия - саморегулирование третьего сектора, прозрачность схем его финансирования и механизмов принятия решений.

Все три тенденции - сокращение ресурсной базы, усиление конкуренции со стороны ГОНГО и ПОНПО - постепенно "вымывают" из правозащитной среды людей с мотивацией "растиньяка". Впервые, начиная с начала 90-х годов, рекреация и пополнение этого слоя в сообществе стали проблемой.[63]

Что делать? Радоваться уходу "полезных", но "безыдейных"? Давать в газеты объявления о конкурсах на занятие вакантных должностей? Брать технический персонал со стороны? Это тактически возможные варианты, но под их реализацию нужны зарплаты, сопоставимые с уровнем дохода специалистов того же уровня[64] в других отраслях. При глобальном скукоживании ресурсной базы НПО этот сценарий "не катит".

Остается одно: искать молодых профессионалов или, точнее, тех, кто хотел бы ими стать, трудом расплачиваясь за науку, стаж и связи. Так на горизонте появляется юный "растиньяк", чей главный признак - это наличие амбиций при недостатке ресурсов (денег, престижного образования, опыта работы и др.), чтобы их удовлетворить. Часть этих ресурсов есть в "третьем секторе". Проблема в том, как, на каких условиях провести "размен". Не одна организация уже обожглась на проходимцах, которые пользуют ее как "ресурсный центр" и "банк, который грех не кинуть с кредитом". Но с "растиньяком" уместен "торг". Он хорошо понимает и его язык, и его законы. Хуже, если разговор начистоту вовсе не состоится.

Наиболее отзывчивой средой на предложения "места работы, стажировки, повышения квалификации" могут стать молодые ребята с невысокими стартовыми позициями, которые по тем или иным причинам находятся в группе риска быть дискриминированными или недооцененными на общем рынке труда.[65]

Первый "записной" кандидат на эту роль - амбициозная молодежь из небогатых и неблагополучных семей: с одной стороны, нужда заставляет их искать заработки и очень точечно, не распыляясь, делать ставки на профессию, стабильное место работы, лиц, могущих составить протекцию, с другой - они, как правило, склонны себя сильно недооценивать и преувеличивать степень "кастовости" окружающей среды. Им кажется, что принятие законов бюрократической и коммерческой "дедовщины", терпеливое "чего изволите?" и тихие радости a'la "шинельный" Акакий Акакиевич - вечные спутники "низкого старта". А чувство собственного достоинства, личное мнение, свободы… Все это будет. Потом. Когда позволят положение и кошелек. Сейчас же… Гляньте на них: батрача барменами и официантами, рыская с "сетево-маркетинговой" кошелкой дешевого парфюма, клея предвыборные листовки "какого-то м…ка", они всем видом выказывают "смирение". Потому что в "честную карьеру", в российскую меритократию[66] они не верят. И готовы идти в обход, прекрасно понимая, что и при обходе их шансы довольно призрачны (ни блата, ни денег на "позолотить ручку", ни даже шарма светского, чтобы величаво подать тапочки).

Если будет место, где спину позволительно держать прямо, где научат, как сопротивляться несправедливости, как заставлять Систему действовать по правилам открытой конкуренции, где вдохнут веру, ободрят, повысят самооценку, дадут квалифицированный совет… Опыт работы в гражданских организациях, выстроенных как "некоммерческие фирмы" (в смысле - столь же технологичные, профессиональные и т.д.) или "вертикали гражданской власти" (то есть - влиятельные, уважаемые), имеющих послужной список судебных и внесудебных побед над сильными мира сего даст "растиньяку из низов" те ресурсы, которых ему не хватает. Доброжелательный климат и взаимное уважение создадут атмосферу, в которой он - зажатый, закомплексованный, свыкшийся с лакейской позой - может "раскрыться". Такие "растиньяки" умеют быть благодарными: мечтая вырваться "из болота", они не знают, как это делать и признательны тем, кто "подставит плечо" в самом начале. Испокон веков Д'Артаньянам нужны де Тревили, Мюратам - Наполеоны, Соросам - Карлы Попперы, Золушкам - феи. Они не были покровителями и благодетелями. Их дело - дать шанс и дорожный атлас.

Такой же шанс нужен другой группе со схожими качествами: тем молодым людям, что приехали в Город (мегаполис, областной центр) на учебу из провинции, "районного захолустья". Подобные перемещения для многих, даже вполне состоятельных по местным меркам, семей, довольно тяжелы. И все же - ужимаясь, экономя на мелочах, родители не скупятся на образовании отпрысков. Расчет - "сами не пожили, так хоть детям…". Дети же, учась на 1-3 курсе, попадают в веселое муравьиное гетто "вуз-общежитие" без внятной программы интеграции в новое, кажущееся закрытым местное сообщество. Чаще всего им не угнаться за тем образом жизни, потребления, досуга, который ведут их городские сверстники, однокурсники, друзья. "Контрактная работа по гибкому графику" даст мелкие деньги, но отнимет время, чтобы их тратить (еще и учиться нужно). В итоге - замкнутый круг. Приход на (пусть временную, по проекту, не- или малооплачиваемую) работу в НПО реально решит часть их проблем: даст ощущение востребованности, позволит накопить знакомства, узнать "как тут все устроено", "зацепиться" за людей вне "институтского (университетского) мира".[67] Трудно сказать почему, но особенно часто подобная потребность возникает у девушек. Вероятно, "гендерные стереотипы" среды в большей степени блокируют женский "карьероцентризм".

Другим, наиболее известным случаем такой блокады являются этнические стереотипы. Как и все прочие, они действуют как в дискриминирующей части общества, так и в самих дискриминируемых. Молодежь из семей беженцев и мигрантов повышенно чувствительна к теме личного достоинства и фрустрирована перспективами своей профессиональной самореализации. Далеко не всех из них устраивает вариант замыкания внутри диаспоры. Есть и те, кто под влиянием нового окружения и образа жизни, проходят через тяжелый процесс поиска личной идентичности и непроизвольно вступают в конфликт с консервативными установками родителей, стремящимися сохранить привычный для покинутой родины жизненный уклад. Как закономерность можно отметить, что такая молодежь, приходя в гражданские организации, избегает прямого участия в проектах, адресованных диаспорам и этническим меньшинствам. Она не хочет спекулировать на своих отличиях. Но тема инаковости (какой угодно: субкультурной, интеллектуальной, политической и др.) и ее правовой защиты так или иначе остается для нее ключевой.

Отдельная категория - студенческая и постстуденческая молодежь из семей со средним и выше среднего достатком. Период раздумий о желаемом месте работы у них может длиться дольше, нежели это предусмотрено стандартным жизненным циклом (после 22-23-х - в гандикап по местам службы, зарабатывания и др.). Они как бы "зависают" на перекрестках профессиональных карьер (в аспирантуре, на изначально "не своем" деле, дома и т.д.). Им нужна "пауза", но родители, общественное мнение, их собственное Alter Ego гонят "определиться". В этих случаях нужна инстанция-parking[68], то есть - социально одобряемая (близкими родственниками - в том числе) занятость, которая помогает разобраться в себе и дает более широкую точку обзора на будущее. В настоящее время, как это ни печально, эту роль исполняют второе высшее образование (в том числе - за рубежом) и аспирантура. Они дают временный социальный статус и досуг, но чаще всего не двигают человека с "мертвой точки". Чтобы найти себя, нужно путешествовать, делать то, что раньше никогда не делал, выходить за круг привычного общения. Мир же учебы и работы организован так, что в нем мало возможностей для зигзагообразных, "поисковых" траекторий. Они ведут человека по заранее расставленным, предсказуемым вешкам. Напротив, третий сектор идеален для "проб" и более чувствителен к персональной мотивации активистов. В нем сложно четко провести грань между ориентацией на клиента (социальный сервис) и нацеленностью на самораскрытие творческого потенциала сотрудников и добровольцев. Более того, среди команд, образующих гражданское общество, есть сообщества, имеющие прототипом разнообразные институциональные практики: есть транснациональные корпорации, некоммерческие фирмы, бюрократические конторы, "рыцарские ордена", спортивные клубы, религиозные общины и монастыри, армии и др. Есть, где примерить на себя тысячи функциональных ролей, максимально приближенных к тем, что существуют за пределами сектора. Для "растиньяка" в первую очередь интересны именно эти "симбиотические" формы гражданской активности - те самые, что носителями классической правозащитной парадигмы рассматриваются как порочные отклонения, бросающие тень на их репутацию. Их соседство терпят как неизбежное зло, но при каждом удобном случае подчеркивают "замещающий характер деятельности" и вторичность. Сильной натяжкой следует считать утверждение Елены Стецко, что в количественном и качественном росте неправительственных ассоциаций не стоит "искать проявлений особого альтруизма активистов гражданского общества или стремлений создать новую, негосударственную систему общественного управления. (Хотя подобные взгляды и имели место на заре создания неправительственных организаций и в умах идеалистов). В настоящее время НПО, особенно международные, стоит рассматривать как некий симбиоз - современного бизнеса и государственной или межгосударственной идеологической организации с присущей ей бюрократией, а иногда и с функциями разведки".[69] Практика показывает: век жизни "симбиотических" структур крайне недолог и погоды они не делают. Смертно все, за чем нет идеи, убеждения, страсти.

Третий "зверь семейства растиньяковых" - молодой честолюбец. Не слишком выделяясь в учебе, не слишком любя работу, приносящую деньги, он меланхолично движется к разлитию желчи и прободению язвы. Дать ему пространство, где он значим, где, пусть внутри "игрушечной" иерархии, у него пост… В том случае, если его личные карьерные интересы и приоритеты развития организации совпадут, следует ожидать гиперактивного вклада. Причем это касается как растиньяков-эмбрионов (студенты, стажеры), так и более взрослых экземпляров. Популярная в 90-е годы модель синхронной и параллельной карьеры в бизнесе и партийной политике по мере приближения лакмусовых 2007-2008 теряет свою привлекательность из-за чрезмерно высоких рисков в случае ошибки. Страховать бизнес через членство в той или иной влиятельной политической корпорации стало слишком опасно. Да и корпорация сейчас, как ее ни называй, только одна. Потому уже в предыдущем электоральном цикле многие кандидаты предпочли заблаговременно позиционировать себя в общественном мнении в качестве лидеров или представителей тех или иных неполитических объединений, занимающихся заведомо благим, общественно одобряемым видом активности. Для лишенных административного ресурса - это единственный способ добиться известности и признания, окружить своей бизнес щитом заочных симпатий, нарастить нематериальные активы, получить неформальный доступ к властям. Далеко не все правозащитные организации в черном списке "врагов народа". Есть и такие, чья миссия и методы работы частично или полностью совпадают с ведомственными или персональными интересами отдельных чиновников. Защита прав ребенка и военнослужащих (особенно - солдат-новобранцев, ветеранов военных действий), противодействие дискриминации женщин и бездомных, защита прав потребителей и отдельных групп социально-трудовых прав вполне подходящи для "раскрутки" молодого растиньяка именно в силу общего одобрения или нейтралитета. Карьера через скандал (гражданские действия, идущие вразрез с общественным мнением и политическим курсом властей) может заинтересовать честолюбивых артистов (музыканты, актеры, художники, писатели), но в этом случае маловероятно, что правозащитные НПО, отважившиеся "выйти на линию перекрестного огня", заходят принять PR-спекулянтов.

Назову еще одну группу "растиньяков" (на сём - баста). Она легче всего входит в контакт и адаптируется. Имею в виду юристов, менеджеров, маркетологов, социологов, журналистов, гуманитариев, ставших жертвами массового перепроизводства. Все 1990-е и начало 2000-х система образования без устали штамповала специалистов престижных профессий. По-стахановски. То есть - много и небрежно. Так "много", что ни рынку, ни крапивой разросшемуся госаппарату не переварить.[70] И так небрежно, что, как шутят в МПД, ни одному патентованному менеджеру нельзя поручить организовать кофе-брейк, без пяти минут экономиста без толку просить расписать проектную смету, а будущие "золотые перья" делают первый пресс-релиз таким комом, что ясно - второму не бывать. У всей этой "непораженческой элиты" жуткий гонор. Те, что поумнее, быстро соображают, что диплома и разгонных мощностей папы с мамой для найма на прилично оплачиваемое место может и не хватить. Поэтому, начиная с первых курсов университета, эта публика начинает искать стаж. Те же студенты-юристы, чьи родители не из "корпорации" адвокатов, судей, нотариусов, прокуроров рано приходят к выводу, что начинать "на побегушках" - верный способ на них и застрять. У правозащиты же масса резонансных дел. Можно набить руку и сделать имя. Для "растиньяков", не ищущих легких путей и по-настоящему заинтересованных в разнообразии опыта и умений добиваться своего при дефиците ресурсов, "третий сектор" - тренажер № 1 (см. опыт екатеринбургского "Сутяжника"). Не так уж редки случаи, когда та или иная изначально коммерческая идея, запускается вначале под видом "нонпрофитного проекта", чтобы протестировать спрос и реакцию рынка. К примеру, конкуренция развлекательных заведений в больших городах предъявляет особые требования к способности образовывать клубные коммьюнити (постоянные клиенты), изобретать оригинальные концепции интерьера, сценических выступлений, меню и др. Множество самоокупаемых и приносящих прибыль клубов, книжных магазинов, издательств, СМИ, образовательных центров выросли из "тусовок", в которых образовалось ядро энтузиастов, готовых "тусовать" профессионально.

Остановимся. Ясно, что ничего неслыханно нового я не сказал. Любой клерк с биржи занятости или из кадрового агентства разрисует "что и как" во всех интимных подробностях. Не говоря уже о некоммерческих объединениях, стабильно работающих "молодежно", "с молодежью", "на молодежь", "по поводу молодежи".

"Демон кроется в мелочах" и эта мелочь в другом: современные молодые "растиньяки" в массе своей в упор не видят правозащитные НПО ни как место работы, ни как центр стажировки и повышения квалификации, ни как социальный институт с собственной карьерной лестницей.

Причин тому несколько. Об одной из них писал Игорь Аверкиев: "Куда расти "молодым, способным, амбициозным" в некоммерческом секторе? Гражданская карьера отсутствует как явление, она бессмысленна в среде новой российской общественности. Российское гражданское общество минимально иерархично, чтобы обеспечить естественное в других секторах вертикальное перемещение достойных. Очень мало общероссийских организаций, имеющих реальную сеть региональных и местных отделений, чтобы опять-таки обеспечить традиционное стимулирующее продвижение из провинции в центр. А если это продвижение и возможно, то чрезвычайно затратно".[71] Почетные премии, сертификаты по прохождению "уик-энд-двухдневных" семинаров и прочие символические жесты, свидетельствующие о признании роста, имитирующие вертикальную мобильность, тут ничего не решают. За виртуальными "лычками" должна быть какая-то реальность, переходы из точка А в точку B, находящуюся выше. Маловероятно, что это проблема будет решена правозащитным сообществом на системном уровне. Даже внутри одной организации переходы ограничены комплексом бытовых, финансовых, административных причин. Не говоря уже об образовании "рынка профессионалов". Его развитию препятствуют как проблемы стабильного фандрайзинга, так и чисто психологические аспекты: бессознательное отторжение моделей активизма, построенного на безличных (абстрактных) отношениях, абсолютизация стиля и методов работы "родного НПО" (орг-патриотизм) в противовес "соседям по сектору", "региональный сепаратизм" (естественная сердечная вовлеченность в тяжбы локального сообщества). По сути, единственными более менее внятными критериями успешной правозащитной карьеры является не зарплата, не "масштаб действия", не статусная позиция в какой-либо известной, профессионализированной организации, а неформальный авторитет внутри сообщества (измеряемый в количестве приглашений на "знаковые" события - конференции, круглые столы, семинары), экспертная репутация ("материализуемая" через участие в заседаниях правительственных комиссий, крупных международных организаций и др.), рейтинг цитируемости (или упоминаемости) в СМИ и приглашений на "внешние мероприятия" (партийные съезды, экспертные брейн-шторминги и др.).

Другая причина, о которой уже шла речь, "узость маневра" при выборе материальных стимулов. Только сейчас я имею в виду не "шагреневость" крупных донорских инвестиций, а проблемы с "экономикой третьего сектора" (системы социального заказа и конкурсов социальных проектов муниципального и регионального уровня, местного спонсоринга, сбора пожертвований частных лиц, "альтернативной экономики" по типу экосолидарной торговли, продажи футболок с логотипами типа "Kein Sex mit nazis!"[72] и билетов на нонпрофитные концерты, танцевальные вечера, обеды и проч.). Не только в развитых странах сотрудники НПО зарабатывают себе и на жизнь, и на исполнение миссии.[73] Увы, в России это практически никому еще не удавалось. Если бы вместо прав человека мы занимались футбольными чемпионатами между любительскими командами, агрикультурой или экстремальным туризмом… Налоговое бремя на НПО и регламентирующие деятельность законы таковы, что ходить с протянутой рукой по спонсорам и писать заявки в фонды по-прежнему дешевле, чем зарабатывать самим. Отдельная тема - то, что "экономика третьего сектора" построена на натуральном обмене. Деньги как универсальный посредник в процессах эквивалентного и добровольного обмена, занимают довольно скромную роль. Волонтеры работают за престижную самоидентификацию, признание, чувство востребованности, дружеской близости и др. Это хорошо с точки зрения удержания миссионерского духа и плохо с точки зрения профессионализации.

Третья причина - проблематичность конвертации социального и символического капитала, заработанного за годы работы в НПО. Проще говоря, это проблема соответствия "третьесекторных" заслуг, компетенций, опыта - "шкалам ценностей", квалификаций и иерархий других секторов и профессий. Честно, потом и морщинами на лбу накопленные "трофеи" - строчки в curriculum vitae о реализованных проектах, испытанных функциональных обязанностях, пройденных семинарах, тренингах, летних школах и т.п. практически никак не влияют при приеме молодого специалиста на работу в органы государственной власти и местного самоуправления, на коммерческие предприятия, в профсоюзы, СМИ.[74] Быть независимым и социально активным не только невыгодно, но и - чаще всего - опасно (при карьерном старте - опасно вдвойне). Это странно: ведь чем разнообразнее, насыщеннее биографический опыт, тем лучше человек подготовлен к жизни в конкурентной и быстро меняющейся среде, тем сильнее в нем развиты предпринимательские и лидерские качества, тем вероятнее, что в нем развит нетривиальный, новаторский взгляд на вещи. Для компаний, рвущихся расширить свою "рыночную долю", такие "битые" и "наломавшие дров" "головастики" лакомы как тирамису в "Шоколаднице". Если б еще и доля на рынке определялась через конкуренцию, а не через "стрелки", забитые в кабинетах с портретом "гаранта"…

Четвертое обстоятельство, тормозящее приток карьеристов, - слабая информированность общества об "историях успеха" правозащитных организаций. Увеличение их числа, профессионализация сотрудников, расширение географии деятельности позволяет предоставлять услуги большему количеству лиц, привлекать внимание к проблемам, до которых раньше "не доходили руки", регистрировать и брать под гражданский контроль нарушения прав человека, совершаемые в "серых зонах" социального пространства (закрытые учреждения, театр военных действий и др.). Возвратным эффектом экспоненциального роста публикаций, подготовленных на материале правозащитных мониторинговых служб, парадоксальным образом оказывается убежденность граждан, что ситуация все хуже и хуже, что "нет просвета среди туч" и, следовательно, "дёргаться - себе дороже". Учитывая же традицию подачи правозащитных новостей (мобилизующая риторика, призывающая к действию, состраданию, возмущению), не стоит удивляться, что гедонистская и карьерная часть поколения инстинктивно сторонится "неудачников" и предпочитает "телефонное право" всем прочим. Получается, что правозащитники побеждают в тысячах конкретных дел, но на глаза общественности попадаются лишь макропоражения вроде унизительного закона об НПО. Чем более успешна организация, тем сильнее рост заинтересованности контрагентов в ее дискредитации. Существующие методы презентации успешных case-story (брошюры, методички, CD и т.д.), как правило, адресованы донорам и коллегам. Проблема "отчета перед обществом" ставится редко, ввиду отсутствия массового запроса и размытости критериев успешности в случае защиты прав человека (правозащитные НПО чаще всего не решают проблему, а привлекают к ней внимание и требуют действий от госслужб, в чьей компетенции находится нарушение; общество подобные ситуации и роль правозащитников в ней интерпретирует как неконструктивную критику, борьбу ради борьбы, сутяжничество).

И, наконец, последняя, на мой взгляд, основная причина - многие правозащитные организации попросту сами себя не рассматривают и не позиционируют вовне как место работы, стажировки, карьеры etc. Как следствие, не могут (а некоторые - исхитряясь быть "фоборыночными либералами", принципиально не хотят) активировать те опции и ресурсы, которыми в действительности обладают. Самые элементарные из них перечисляются из издания в издание по добровольчеству и менеджменту НКО.[75] Полный реестр "товарного ассортимента" даже скромной организации займет не одну страницу (гибкий график, получение практического опыта работы, эксклюзивные образовательные программы, контакты с сверстниками из-за границы и других регионов, трансвозрастное и транспрофессиональное общение", присутствие при статусных мероприятиях, "попадание в телекамеры", визитная карточка с ФИО и должностью в организации…[76]).

Богаче "растиньяк" с нами не станет. Но уже не будет НИКЕМ.

Далее
К началу текста


[51] Чаще всего причинами формализации и "рутинизации" деятельности НПО выступают не сами активисты, решившие "положить конец разброду и шатаниям" через прописывание инструкций, зон ответственности, процессуальных моментов и т.п.; более весомая причина - формат, выставленный общественным объединениям со стороны контролирующих органов государства (отчеты, протоколы, документооборот в организации, справки и проч.) и благотворительных фондов (гранты, отчеты, сбор публикаций и др.). Одна из целей пресловутых поправок к закону об НПО - по уши загрузить организации третьего сектора канцелярскими хлопотами. (вернуться)

[52] См. Положение в обществе современного правозащитного сообщества и его идей. Основные тезисы по результатам исследования "Положение в обществе современного правозащитного сообщества и его идей", проект Института прав человека при финансовой поддержке Фонда "Общественный вердикт", ноябрь - декабрь 2004. Подготовлен Центром DEMOC для Института прав человека // http://www.publicverdict.org/ru/articles/research.html (вернуться)

[53] Изменение социально-исторического контекста и диктуемая им необходимость перемен в организации защиты прав человека болезненно переживается людьми старшего поколения. Получение зарплаты за общественную работу до сих пор нуждается в легитимизации, оставаясь одним из расхожих пунктов обвинения, предъявляемых сотрудникам НПО. Публика, как встарь, не готова принимать "третий сектор" как место работы, несмотря на формализованный и контрактный характер отношений между командами проекта и донорами (фондами, муниципальными службами, частными благотворителями и др.). См: "Природа движения 60-70-х годов была личностной, нравственной, а сегодня мы должны говорить о необходимости технологизированной, профессионализированной деятельности, которая определяется совершенно иными законами, отличными от законов, по которым свершается личностный, духовный акт. Приводилось такое сравнение: диссиденты 60-70-х годов свою деятельность, свои поступки оплачивали неволей, изгнанием, потерей каких-то возможностей. А сегодняшние правозащитники за свою деятельность, точнее - работу, получают деньги. Сейчас движению нужны не герои, а рабочие лошадки, которым надо выполнять повседневную, рутинную работу. Она отнюдь не всегда сопряжена с духовными порывами, она требует профессионализации, требует других людей. Это надо понимать и осознать... Я сказала бы, что правозащитники сегодня - это своеобразные социальные работники в некоторых сферах общественной жизни. Здесь могут работать волонтеры, но также и люди, выполняющие свои служебные обязанности. Я совсем не считаю, что получать деньги за работу, которую ты делаешь, - аморально, что этого надо стыдиться. Весь мир работает так. И мы должны понимать, что живем в ином времени, отличном от того, что было 30 лет назад, и решаем другие задачи. Мы должны осваивать другие ценности, другие технологии, другие формы деятельности и самоорганизации. - Карнозова Л.М. Проблемы правозащитного сообщества в России: материалы приложения к докладу // www.russ.ru, 10.05.2006. (вернуться)

[54] Появление института омбудсмана, образование комиссий по правам человека в субъектах Федерации, создание Общественной Палаты, возможности карьеры в международных фондах, NGO, межправительственных организациях и по сей день, несмотря на "шпионские скандалы", по-прежнему делают стратегию профессионализации вполне рациональной (стаж в независимой НПО - отличная подготовка для работы в этих структурах). (вернуться)

[55] Новицкий М. Безработица правозащитникам не угрожает. Конспект прочитанной в 2002 году лекции в Школе по правам человека "Стратегия действий неправительственных организаций, а также людей, которые хотят влиять на ход событий в своей стране" // http://hro.org, 22.05.2006. (вернуться)

[56] Шимоволос С. Правозащитники и Паркинсон // http://www.prpc.ru/reshr/lib.shtml (вернуться)

[57] Частные транснациональные фонды, фонды иностранных правительств, фонды межправительственных организаций типа ООН, Совета Европы, средства, собранные среди бенифициаров зарубежных NGO и др. (вернуться)

[58] "Ручные", квазиобщественные организации (Governmental Nongovernmental Organizations), чье рождение инициировано федеральными, региональными, муниципальными структурами государственной власти. (вернуться)

[59] См. "Гражданское общество: в поисках определения. Беседа с Борисом Хлебниковым и Владимиром Якимцом" // Неприкосновенный запас, 2003 №2 (28). (вернуться)

[60] Поддавшиеся "соблазну" без всякого давления со стороны окружающих склонны замалчивать или подолгу оправдываться за лекции, тренинги, семинары, данные "Нашим", "молодогвардейцам" и проч. Постепенно реанимируется почти забытая с советских времен речевка с лейтмотивом "надо идти в чрево системы, дабы развалить ее изнутри" (т.е. прибыль подается как жертва). (вернуться)

[61] "Времена "профессиональных" правозащитников, отрабатывающих зарубежные гранты, как и их монополия на право выступать от имени общества, уходят в прошлое" - заявление молодежного движения "Наши": "Время монополии на гражданское общество прошло!" // http://www.nashi.su, 21 марта 2006; сюжет с "перехватом инициативы и монополии на гражданское общество" (именно с таковой формулировкой-рефреном) настойчиво развивается в СМИ на стыках разных историй. См. к примеру: "Дело Щербинского" выиграно - выиграно им, выиграно защищавшими его автомобилистами, выиграно, наконец, гражданским обществом. И то, что у гражданского общества непривычные черты Кучерены, Гудкова, Хинштейна и "Единой России", - не должно никого смущать. Наверное, это не самые симпатичные черты. Но выбирать приходится не между "Единой Россией" и ангелами, а между "Единой Россией" и привычными борцами с режимом, торговцами бедой. В случае с Щербинским их монополии на правозащиту нанесен серьезный, а может быть, и сокрушительный удар. Хочется надеяться, что этот удар не станет последним" - Кашин О. Странные черты гражданского общества // http://www.globalrus.ru/comments/780901/ (вернуться)

[62] Намерение Русской Православной Церкви поддержать правозащитные программы подтвердил митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл в интервью после всемирного Русского народного Собора: "Наша правозащитная программа предполагает в первую очередь диалог с отечественными правозащитными организациями. Есть среди них такие, с которыми, наверное, говорить будет очень трудно, поэтому я думаю, что мы с ними дискутировать и не станем. Но есть в правозащитном движении мыслящие и ответственные силы, серьезно озабоченные проблемами человека в нашей стране и болеющие за Отечество. И с ними мы, конечно, будем вести диалог" (http://www.mospat.ru). (вернуться)

[63] В отличие от Москвы и мегаполисов, где худо-бедно сложился рынок труда "профессионалов гражданского влияния", где отдельные специалисты легко пересекают границы между организациями, кооперируются для работы в рамках проектов и модульных программ, провинциальные НПО буквально задыхаются от "технологической кустарщины" и "изобретения велосипедов". Для привлечения специалистов не хватает ресурсов. К тому же - компетенции номинальных (по диплому, по стажу работы и др.) специалистов часто оказываются недостаточными для эффективного действия в третьем секторе. В нем ограниченно применимы приемы "приказа" и "денежной стимуляции" плюс выше требования к искусству рациональной (убеждение, аргументирование), психологической (пробуждение эмоциональной вовлеченности), нравственной (обращение к совести, чувству сострадания и справедливости) мобилизации. (вернуться)

[64] От рядового сотрудника средней правозащитной организации требуется владение внушительным списком профессиональных качеств "многостаночника" (помимо знания собственно правозащитных технологий): навыки пользования базовыми компьютерными программами и навигации во Всемирной паутине, знание основ делопроизводства, законов фандрайзинга, менеджмента организаций, социального маркетинга и PR, умение управлять проектом и работать в команде, элементарные представления о методах социологического исследования (фокус-группы, глубинные интервью, методики опросов, анкетирования и др.). На общем рынке труда такой специалист (и его подготовка) стоят недешево. (вернуться)

[65] Работать и зарабатывать в обществе, подобном российскому, - дело нехитрое; хитрое - делать и то, и другое одновременно. Положение "молодых специалистов" на рынке труда двояко: с одной стороны, при прочих равных условиях работодатель предпочтет заполнить вакансию молодым сотрудником; с другой - в мелких и средних предприятиях и торговых фирмах некуда расти. Работодатель не заинтересован в лишних тратах на повышение квалификации молодежи. Нередки случаи, когда в нарушение закона он отказывается предоставлять сотрудникам время для получения дополнительного образования, справедливо опасаясь, что, обзаведясь дипломом и набрав лишних баллов в резюме, они уйдут. (вернуться)

[66] Меритократия - греч. "власть достойных"; общество, в котором принадлежность к элите достигается через личные заслуги, экстраординарные и социально признаваемые личные качества и др. (вернуться)

[67] "Молодежь, относящая себя к "продвинутым, включенным, активным", в качестве достойных образцов "успеха" и целей, к которым следует стремиться, называет такую "тройку": деньги - качественное образование - власть/статус. В то время как для сельской молодежи самое важное - уехать из села, соответственно их "тройка": город - рабочее место - деньги" - Молодежь для политиков vs молодежь для себя? - Омельченко Е. Размышления о ценностях и фобиях российской молодежи // http://www.polit.ru/research/2006/06/15/youth.html (вернуться)

[68] В Европе бытует не далекая от правды шутка: бакалавриат, магистрат, докторантура - "места парковки для тех, кто хочет пролонгировать детство". В развитых странах период социализации молодежи длится дольше, чем в России; средний возраст вступления во взрослую жизнь - 25-27 лет, средний возраст вступающих в брак - 29-31. (вернуться)

[69] Стецко Е. Неправительственные организации: новая модель межгосударственного сотрудничества // http://www.megaregion.narod.ru/articles_text_5.html (вернуться)

[70] Резкое увеличение числа вузов и их "пропускной способности" - одна из наиболее очевидных предпосылок "брожения умов" молодежи. В середине XIX века это стало причиной разрастания класса разночинцев, чьи высокие амбиции приходили в состояние конфликта с существующим "общественным базисом" и приводили умников "мантии без дворянства" в лагерь революционно-демократической интеллигенции, подпольных кружков и организаций. А.И. Герцен так описывал эту среду: "Среда пестрая, хаотическая, среда брожения и личного вырабатывания, среда алчущая и неудовлетворенная, она состоит из всего на свете - из разночинцев и поповских детей, из дворян-пролетариев, из приходских и сельских священников, из кадетов, студентов, учителей, художников; в нее рвутся пехотные офицеры и иной кантонист, писаря, молодые купцы, приказчики... в ней образцы и осколки всего плавающего в России над народным раствором. Вступая при новом брожении в иные химические соединения, они всплывают из народа и распускаются в нем" (Герцен А. И. Собр. соч. М., 1959. Т. XVIII. С. 244). Студенческие волнения 1968 года также многими социологами объяснялись расширением состава и уровня благосостояния среднего класса, давшего своим детям высшее образование, но оказавшегося неспособным протолкнуть их на "ступеньку выше". (вернуться)

[71] Аверкиев И. Российская общественность: тихий кризис идентичности // http://www.prpc.ru/averkiev/040326.shtml (вернуться)

[72] Нем. "Никакого секса с нацистами!". (вернуться)

[73] "Только небольшая часть НПО располагает управленческими навыками для выхода на рынок. Многие НПО опасаются, что оказание услуг за денежное вознаграждение стирает разницу между ними и коммерческим бизнесом. Кроме того, налоговый режим во многих странах мешает НПО просить оплату их продукции и услуг из-за взимания таких же налогов как и с коммерческих предприятий" - вывод из доклада USAID "Индекс Устойчивости НПО для Центральной и Восточной Европы и Евразии 2002" // 2002 NGO Sustainability Index for Central and Eastern Europe and Eurasia (вернуться)

[74] Признак развитого общества - возможность конвертации того или иного вида капитала. Пожалуй, в России универсальной валютой является только обладание властью, которая при желании легко переводится в связи, престижное образование, славу, финансовый капитал и т.д. (вернуться)

[75] Привлекательные ресурсы Южного регионального ресурсного центра: квалифицированные кадры, хорошая офисная техника и доступ в Интернет, богатая библиотека и архив, связи в регионе, признание в сообществе, интересная работа и др. - см. сб. Добровольческие инициативы в НКО, Краснодар, ЮРРЦ, 2003, С. 5. (вернуться)

[76] С улыбкой вспоминаю, как мы решали проблему борьбы честолюбий во владимирской МПГ "Система Координат": практически каждый активист, трудом доказавший свою заинтересованность в общем деле, получал какой-то официальный титул (председатель, менеджер проекта, координатор программы, PR-директор и т.д.). Все были "начальниками". Но - только внутри очерченной зоны ответственности. Работа выглядела как постоянная смена функциональных ролей. Победила "мексиканская модель": все поочередно командовали и "мыли полы для революции" (выражение из рассказа Джека Лондона "Мексиканец" - http://www.serann.ru/t/t43_0.html ). (вернуться)
 
Главная О проекте Новости проекта Разработки по темам Пилотные площадки Альманах Ваше участие в проекте