НОВОСТИ

09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>

08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>

08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>

08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>

08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>

08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>

07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>

07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>

06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>

06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

Туда, сюда, обратно

Россия не граничит с Италией. А граница – есть. Впервые я пересек ее пять лет назад – во сне, с головой на плече соседа-китайца, с 30-ю картами РФ, свернутыми в трубку (подарок молодым славистам).

Апеннины начались с жены. Будущей жены. А тогда – рыжей девушки, которая пила чай с блюдечка в комнате моей сестры. Иностранку в ней выдавал смешной акцент при выговаривании слов вроде «пылесосила» (в итальянском нет звука «ы») и тяга к определенности (сказывалось швейцарское детство). Мы сразу оказались «на одной волне»: ценили схожие книги и фильмы, совмещали науку с гражданским активизмом и «культуротворчеством»… Вообщем, начался роман по правилам горациевского «carpe diem». Потом ловушка (loveушка) захлопнулась. Пришлось пробиваться друг к другу сквозь посольские визы, законы, фильтрующие границу, аэропортовские чек-пойнты, разность бытовых укладов. Мне не хотелось уезжать из России: не представлял себя без преподавания философии, без драйва, который получал от «творения мира» вокруг киноклуба «Политехник» и МПГ «Система координат», от «галактики МПД и других гражданских сетей»; у Эльки тоже были резоны оставаться в своей стране: она только-только начинала университетскую карьеру (славянская филология), участвовала в проектах антивоенной ассоциации Италия-Югославия, вела передачу на Radio citta aperta. Два года мы рядились где жить, исправно сжигая на телефонных звонках по ползарплаты.

Раннее утро. Зима 2002-го. Холод. Ветер. За час до открытия у итальянского посольства на Якиманской набережной стоит очередь. Пряча подбородки в шарфы, люди обмениваются советами и новостями. Наконец-то открывается дверь и охранник кричит: «Кто на донос?». Вокруг него рой: «Мы! Мы на донос!». Я немею от ужаса: «что, черт побери, это значит?». Стоящие рядом успокаивают: «На донос – значит должны донести какие-то недостающие документы». Мысленно зарекаюсь: что бы не случилось, на донос не пойду.

В посольство попадаю после обеда. В зале ожидания – нервные, измотанные люди. Кто-то норовит пробиться без очереди. С кипами паспортов деловито снуют девушки из туристических агентств и организаторы каких-то думских делегаций. Итальянский персонал вежлив, но от бездарно потраченного дня остается ощущение унижения: за себя; за тех, кому отказали с «no comments»; за растерянно подобострастные улыбки и суетливую подачу справок, квитанций, факсов, приглашений… Сочетание терпеливой покорности при появлении сотрудников дипмиссии с нескрываемым бешенством в разговорах между собой, отстраненность к скандалящим или «потухшим» «отказникам» - самое противное.

Посещение консульства – последний барьер в цепочке очередей. Загранпаспорт, справки с места работы, фальшивая банковская квитанция о покупке какого-то непредставимого для меня количества долларов, апостили в Министерстве образования… Чтобы получить полный комплект документов, приходилось ездить из Владимира в Москву, отпрашиваться с работы, совать кому-то коробку конфет «за побыстрее»…

Паспортный контроль в римском аэропорту Fiumicino. Два турникета: для граждан Евросоюза и для всех прочих. Равные в самолете, пассажиры слоятся на два ряда. Одни, не останавливаясь, приветно машут пограничным гвардейцам обложками паспортов, другие привычно выстраиваются в очередь. Позже я проходил этот ритуал много раз. Без проблем. «Застопили» лишь единожды: контролеров привлек палестинский кефью, обмотанный вокруг горла. Эхо 11 сентября… Личной жизнью и планами на будущее интересуются только на российской границе.

5 января 2003 года «ЗАГС» на Капитолии выдал нам бумагу об интернациональном браке. Церемонию вел наш друг Альфредо – депутат римского муниципалитета от района San Lorenzo, гей, умница, коммунист. Музыку подобрали сами: оркестр Горана Бреговича, Брайан Ино…

Вернувшись в Россию, я потребовал от владимирского ЗАГСа штампа в паспорте. Получил отказ. Российское законодательство признает международные браки. Но не регистрирует.

- Послушайте, - смиряюсь я, - но если у Вас нигде не записано, что я женат, то, что ж получается: я могу преспокойно жениться еще на ком-то, но уже на территории РФ?

- Хотите сказать, Вас это не устраивает? – неприязненно отреагировала паспортистка. И посмотрела на обручальное кольцо. Оно у меня – на безымянном пальце левой руки (в католических странах - так). Правая – свободна. Что называется – гуляй не хочу.

Семейная жизнь началась… с дебатов «о политике». У Эльки на стене висел плакат с изображением Ленина. Я два дня мялся. Потом попросил снять. Или – для равновесия – вывесить «мемориаловскую» галерею о ГУЛАГе. После долгих споров постановили: Элька по-прежнему вольна голосовать за Rifondazione communista, симпатизировать левым идеологиям чешско-югославского образца, считать сталинизм извращением изначально благородных идеалов социальной справедливости; я остаюсь «классическим либералом», не имеющим ничего общего с американскими неоконсерваторами, «Forza Italia» Берлускони, «либеральными империями» и «экспортом демократии при помощи авианосцев». Границы политических убеждений договорились не пересекать. На деле: договор нарушаем оба. Пичкаем друг друга контрабандой почем зря. При этом – Элька умеет себя вести на рынке, а я в быту и финансах – полный «совок».

Когда в Рим приезжали родители, мой отец, выходя на улицу, всякий раз брал с собой паспорт. Сколько б я ему не втирал, что за три года меня ни разу не остановила полиция.

Еще отец замирал на «зебрах»: не верил, что пешеход всегда прав.

С проявлением ксенофобии по отношению к себе в Италии столкнуться не довелось. К другим - видел. Около Пантеона мужчина средних лет с ругательствами толкнул темнокожую монашку. Прохожие помогли ей собрать книги. Кто-то наладил пендаль обидчику.

Однажды наблюдал итальянскую вариацию на тему «запорожец и мерседес»: «фиат» с курдами протаранил белый «бумер» с римскими «патрициями». Последние начали драку, сопровождая удары репликами в духе «понаехали тут». Я кинулся разнимать, жена - вытаскивать меня из кучи-малы:

- Идиот, тебе нельзя! Откажут в виде на жительство!

В этот момент кто-то из «бумеров» крикнул про Муссолини и костры ку-клукс-клана. Тут уж пришла моя очередь отдирать от них Эльку. Слава Богу, инцидент случился на перекрестке в студенческо-левацком San Lorenzo. Симпатии местных жителей были на стороне эмигрантов. Парни из BMW отбежали на безопасное расстояние. Жалели, что их деды недорезали партизан.

Настоящих «чернорубашечников» видел только один раз, во время массовых протестов против приезда в Рим Дж. Буша. Римские пацифисты, антиглобалисты и контркультурная молодежь перегораживала улицы. В каждом районе набиралась своя многотысячная колонна манифестантов. Потом они сливались по дороге в центр. Около piazza Vittorio Emanuele двухлинейная фаланга карабинеров защищала от студенческого гнева активистов молодежной организации Forza nuova (итальянский аналог «Наших»). «Наци» выглядывали из окон и руками изображали строчащий пулемет. В ответ им показывали «факи» и пели «Bella ciao».

Я приблизился к карабинерам:

- Извините, я ничего не понимаю. Те, в черных рубашках, что – фашисты?

Мне меланхолично кивнули.

- И каково Вам их защищать?

- Какая разница? Завтра наоборот, от них защищать будем. Работа…

В Италии, согласно данным ISTAT, зарегистрировано около 3,5 миллионов иммигрантов (при 60 млн. «аборигенов»). В 2005-ом официальная ежегодная квота на выдачу рабочих виз составляла 149 тысяч человек. Плюс - есть огромное количество нелегалов из Восточной Европы, Северной Африки, Латинской Америки. Они заметны как в больших городах, так и в провинции. В последние несколько лет миграционный поток увеличился настолько, что общество и политическая элита стали вырабатывать специальные программы для адаптации, интеграции, профессионального ориентирования иностранцев. Государственная политика на этот счет: попытка найти баланс между соблюдением взятых международных обязательств по предоставлению политического убежища, обеспечению гуманитарных стандартов при обращении с беженцами и вынужденными переселенцами с одной стороны и – контролем за миграцией, с другой. Главными «амортизаторами» проблемы являются неправительственные организации, специальные муниципальные службы, профсоюзы.

К примеру, я оказался в Италии, не зная ни слова по-итальянски. Ходил на языковые курсы. Платил 10 евро за полгода. Лишь потом узнал, что уроки у нас вели не профессиональные преподаватели, а филологи-волонтеры из associazione culturale. Им доплачивал муниципалитет. В нашей группе были люди из Бразилии, Южной Кореи, Германии, Украины, Израиля, Болгарии и Туниса. Надо было слышать как этот стихийный интернационал пел «via del Campo» Фабрицио де Андре…

Недавно с тестем гулял по нашему кварталу. Он заглядывал в продуктовые лавки:

- Minchia, одни иммигранты! – смеялся он.

- Ну, и как ты к этому относишься?

- Как могу относится? Сам 18 лет вне Италии прожил.

После окончания Второй Мировой в этой ныне цветущей стране был голод и безработица. Чуть ли не треть итальянцев уехало на поиски лучшей жизни. Со временем они образовали диаспоры по всему миру: от США до Австралии. Возможно, именно этот опыт сделал граждан республики более терпимыми к мигрантам. Поток фильмов, рассказывающих о судьбах соотечественников за рубежом, не иссякает до сих пор.

На фестивале Международной федерации киноклубов в Реджио Калабрия я был свидетелем трогательной, неправдоподобно «кинематографической» сцены. Среди заявленных для показа фильмов значилась «документалка» о жизни небольшой итальянской колонии в Америке. На сеанс набилось много местных жителей. Сюжет фильма крутился вокруг биографии певца-эмигранта из Калабрии. Его хорошо помнили и на родине. Посреди интервью певец остановился и по-детски взмолился режиссеру:

- Слушай, друг, можно я своим приветы передам?

Тот согласился. С экрана звучали имена и на каждое зал отвечал ревом восторга.

Моя «пограничная» история все-таки не слишком показательна. То что жена – гражданка Италии - сильно упростило бюрократические процедуры. Получив вид на жительство, я автоматически получил право мотаться по странам Шенгена без виз (чего, кстати, не скажешь про Эльку: выбивать визу в консульстве приходится на общих основаниях; замужество со мной и то, что она преподает в универе русский язык «смягчающим обстоятельством» не является).

К беженцам, жертвам гуманитарной катастрофы, политэмигрантам с апатридами я, разумеется, себя не отношу. Вообще - не считаю себя эмигрантом, стараясь «жить всем миром, включая Россию». А то что иностранец… Я и в России-то ощущал себя таковым, хотя кругом говорили на родном языке и все было намного понятнее.

Вспоминаю как в Лечче (это где «каблук»), на квартире у нашей приятельницы Дады общался с одним из «настоящих беженцев». Тот жил в Центре временного пребывания для иностранцев (так называются лагеря, куда помещают нелегальных мигрантов «до выяснения обстоятельств»). Два года назад, после того, как очередные повстанцы убили его жену и детей, этот человек бежал из африканской Либерии. Рассчитывал добраться до Канады, к брату. В Италии перебивался случайными заработками, копил деньги на билет. По специальности – учитель английского – устроиться не пытался: кто возьмет без документов и разрешения на работу?

Я спрашивал:

- Чем будешь заниматься?

В ответ видел глаза безнадежно усталого, заживо себя похоронившего человека. Он вдруг начал говорить про библейского Иова: как того испытывал Бог. Старик оказался добрым католиком. Старику было чуть за сорок.

Городок под Неаполем. Предновогодний декабрь. Узнав о нашем приезде, на стаканчик фраголино заскочил Джерардо. Спустя пять минут загорелся спор и камин. Спор зажег я, камин – мой тесть Никола.

Говорили с Джерардо о разнице между Европой и Россией. Он, как и полагается левому интеллектуалу, призывал не идеализировать Запад и капитализм, бичевал пороки итальянской системы соцзащиты, страхования, медицины…

Я привык к таким спорам. Большинство моих коллег по универу La Sapienza – «красные» или «розовые». Одной прилюдной ксенофобской реплики достаточно, чтобы тебе вежливо покачали головой, но уже никогда не пригласили на ужин. К либеральным симпатиям русскоязычных эмигрантов относятся как к простительному недомоганию (типа ячменя под глазом или герпеса на губе): то что СССР не имел ничего общего с марксизмом здесь поняли после венгерских событий 1956-го, а самые упертые – после танкового похода на Прагу в 1968-ом.

Откликаясь на вопросы о России я старался уходить от рассуждений об «особенностях классовой борьбы на этапе глобализированного империализма». Рассказывал о простых вещах. К примеру о том бюрократическом геморрое, который каждый раз приходится преодолевать, чтобы привезти Эльку в Россию (вице-консул, советуя как упростить «въезд», рекомендовал принять гражданство РФ, добавив, правда, что с итальянским паспортом тогда придется распрощаться; Италия двойное гражданство признает, Россия – нет). Или - о том, какими историями занимаются мои друзья по Молодежному Правозащитному Движению. Ни о каких «Чечнях» и «свободах слова» речи не шло; я говорил об обывательских проблемах и социальных проектах некоммерческих организаций.

Джерардо доказывал, что сейчас, после падения берлинской стены никакой особой разницы в степени свободы между итальянцами и россиянами нет. Я издевательски спрашивал: требуется ли ему – жителю Неаполя – регистрация при въезде в столицу… Вообщем, пикировались весь вечер.

Прощаясь, я примирительно пожал гостю руку:

- Что ж, выходит мы в одной жопе…

Джерардо замер на пороге, поправил шарф, повернулся и тоже сделал уступку:

- Нет, amico, пожалуй что в разных.

- Радует то, что выход один, - гнала нас спать Элька.