НОВОСТИ

09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>

08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>

08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>

08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>

08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>

08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>

07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>

07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>

06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>

06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

Версия для печати

Российская общественность: тихий кризис идентичности

Предварительное уточнение употребляемых здесь "терминов":

"Гражданское общество" - совокупность некоммерческих, негосударственных организаций и инициатив, направленных на формулирование, продвижение и защиту общественных интересов.

"Некоммерческий сектор" - совокупность некоммерческих негосударственных (немуниципальных) организаций и групп. В России - это совокупность организаций, зарегистрированных как "общественные объединения" и "некоммерческие организации", кроме тех, учредителями которых являются органы государственной власти и местного самоуправления, а также неформальные более или менее стабильные общественные группы и организации. Некоммерческий сектор может не совпадать с гражданским обществом в той мере, в какой существуют некоммерческие негосударственные организации, не имеющие отношения к формулированию, продвижению и защите общественных интересов. Гражданское общество не совпадает с некоммерческим сектором, т.к. включает в себя не только гражданские организации и группы, но и гражданские инициативы, лидеров общественного мнения и т.д.

"Общественный интерес" - совокупность тождественных индивидуальных интересов, осуществление которых непосредственно зависит от позиций, действий и ресурсов государственных и/или общественных институтов

"Фантомный общественный интерес" - общественный интерес, приписываемый обществу или его части, но реально в нем не существующий, по крайней мере, в социально значимых масштабах.

"Гражданский" - имеющий отношение к формулированию, продвижению и защите общественных интересов.

"Общественность" - совокупность гражданских лидеров, активистов, экспертов или активная часть общества.

"Новая российская общественность", она же "либеральная российская общественность" - общественность, ориентирующаяся на традиционную западную гражданскую культуру.

"Общественный капитал" - "набор неформальных ценностей или норм, которые разделяются членами группы и которые делают возможным сотрудничество внутри этой группы" (Фрэнсис Фукуяма). Основные ценности/правила поведения, формирующие общественный капитал - доверие и честность во взаимоотношениях между людьми. Общественный капитал именно "капитал", т.к. он производит богатство, повышая эффективность (уменьшая "стоимость сделки") в бизнесе, политике и гражданской деятельности. Общественный капитал делает возможной общественную деятельность и является необходимым условием существования гражданского общества.

"Общественный заказ" - сформулированный и заявленный представителями общества общественный интерес.

***

Современные обстоятельства российской общественной жизни с очевидностью фиксируют некую развилку в процессе формирования (развития) "структур гражданского общества". Постсоветский, переходный этап, по всей видимости, пройден. Характерное для этого этапа параллельное, почти не соприкасающееся сосуществование заскорузлого опыта "советской общественности" и привнесенных традиций западной гражданской культуры - себя исчерпало. "Исчерпало" с точки зрения неспособности обеих моделей "общественного участия" обеспечить дальнейшее повышение эффективности гражданских организаций в деле формулирования, продвижения и защиты общественных интересов. Оба "направления" в своем рафинированном виде явно бесперспективны:

"советский коллективизм" окончательно утратил мотивационную ценность, так и не переродившись в новые формы общественного капитала;

традиция прочной посредническо-распределительной связи "советской общественности" с государством хоть и нашла свое, вполне позитивное, продолжение в практике многих ветеранских, инвалидных и женских организаций российского некоммерческого сектора, но не привнесла во взаимоотношения власти и общества ни нового, более адекватного обстоятельствам, гражданского содержания, ни новой, более адекватной уровню проблем, гражданской энергетики;

многие западные смыслы и технологии гражданской активности до сих пор так и не укоренились в российском обществе, и для удержания их на поверхности жизни требуется все больший объем финансовой подпитки извне (например, защита личных и политических свобод в современной России невозможна и даже не очень актуальна без поддержки западных благотворительных фондов);

самодостаточных гражданских организаций и практик, имеющих естественное местное происхождение (или естественно заимствованных) и гармонично вплетенных в ткань российской жизни, не так уж и много: советы ветеранов, "солдатские матери", инвалидные общества, ассоциации репрессированных, общества защиты прав потребителей; из технологий: протестное пикетирование, "круглые столы" как дискуссия без правил, корпоративная гуманитарная помощь малоимущим, "челобитное лоббирование" и т.п.;

"переговорные площадки", "гражданские переговоры", "гражданские экспертизы", "общественный контроль", межотраслевое ("ассамблейное") гражданское взаимодействие и другие, новые для России, гражданские технологии так и остались прерогативой очень немногих "элитных" организаций; в лучшем случае эти технологии массово и безжалостно имитируются, становясь "гражданской модой";

многие из существующих сегодня организаций создавали себя и свое дело, не опираясь на общественный заказ, а откликаясь на стимулы, создаваемые государством, донорами или своими лидерами.

***

Вместе со всей страной российское гражданское общество переживает своего рода "кризис идентичности".

Постсоветской общественности известны лишь две модели самореализации: "советская" - основанная на участии общественности в распределении государственных ресурсов между нуждающимися, и "западная" - основанная на защите общественных интересов в опоре на собственные ресурсы гражданского общества. Соответственно, в поисках идентичности раздваивалась и сама общественность. Одна часть активистов и организаций, отстаивая общественные интересы, взялась дополнять и обслуживать социальную функцию государства. Другая часть пыталась решать проблемы общества, апеллируя к гражданской активности населения и опираясь на поддержку частных доноров, в основном западных.[1] Социальная эффективность обеих моделей в современной России явно ограничена, поскольку страна явно перестала быть "советской" и явно не стала "западной" (как минимум "пока").

Существует масса общественных интересов, для продвижения и защиты которых обе модели "общественного участия" очевидно непродуктивны. Например, потребность населения в защите трудовых прав: потребность налицо, но обновленные "государственные профсоюзы" (ФНПР) так и не стали коллективным защитником прав наемного работника от произвола работодателя; сегодня они медленно и нервно загнивают, проедая гигантскую "досугово-оздоровительную" собственность. Новые "свободные профсоюзы", созданные на рубеже 80-х и 90-х годов, как правило, по американской модели, в подавляющем большинстве к середине 90-х годов умерли, не выдержав отобрания соцстраха, взносового безденежья и пассивности членов. Что касается индивидуальной самозащиты трудовых прав, то основной массе российских наемных работников пока явно не хватает правовой культуры и гражданского упорства в отстаивании своих интересов (средний российский работодатель в защите собственных интересов суров и бескомпромиссен).

Обе модели гражданской деятельности оказались неэффективны в обществе, которое после шока "деколлективизации" тотально разобщено, в котором господствует недоверие всех ко всем, и где у граждан отсутствуют навыки, рефлексы общественной самоорганизации для защиты общественных же интересов. Для укоренения "прогосударственной общественности" необходима искренняя вера граждан в государство как основополагающий общественный институт, как главный гарант благополучной частной жизни. Такие люди в России есть, но их число стремительно сокращается, как под давлением социально-экономических реалий, так и в связи с естественным сокращением доли россиян, родившихся до 1960 года. Для укоренения новой российской общественности, ориентирующейся на западные гражданские практики, значительная часть населения должна обладать достаточно высоким уровнем гражданского межличностного доверия, верой в силу права, а также опытом и стремлением к коллективному отстаиванию однотипных частных интересов и т.п. вещи. Таких людей мало даже среди гражданских активистов. Т.е., по сути, в современной России большинству гражданских активистов "прогосударственного" и "либерального" толка уже/еще не к чему апеллировать в согражданах: последние не верят ни друг другу, ни государству. Последний оплот социума - семья, но и она подвергается таким испытаниям, что вряд ли в обозримом будущем сможет стать общенациональным источником пополнения общественного капитала.

Российскому гражданскому обществу нужны свои - общественные - источники и мотивы активности, независимые от позиций и поддержки западных коллег или российского государства.

Этот призыв не отрицает позитивной роли западных импульсов в российском гражданском генезисе, будь то грантовые программы американских и европейских благотворительных фондов, идеологические и технологические заимствования или "политическое культуртрегерство" западных лидеров и международных институтов в отношении российской власти и общества. Более того, вполне созидательным для формирующегося гражданского общества может представляться и спрос российского государства на "гражданские услуги" некоммерческих организаций в виде политической поддержки, социального посредничества и общественного представительства. Но, по-моему, есть что-то патологическое в том, если российское гражданское общество будет и дальше существовать и развиваться почти исключительно в рамках этих двух "заказов". Тем более, что у нас есть успешный опыт прямых общественных инициатив, вполне самоценных и укорененных в российской жизни. Достаточно вспомнить "солдатских матерей", безраздельно доминирующих во всех гражданских рейтингах и известных даже самым граждански необразованным людям. Секрет их успеха очевиден: организации "солдатских матерей" одни из немногих в России опираются на реальный общественный заказ такого накала, что он порождает и реально добровольную общественную поддержку в максимальных для России человеческих и прочих объемах. При этом, в основной своей массе "солдатские матери" вполне деидеологизированы, достаточно удалены от негражданских "заказчиков" и одновременно эффективно используют как "западный", так и государственный и бизнес-ресурс в своих интересах. Как мультиплицировать их феномен? Чем заменить "сверхнакал" витальных материнских рефлексов в стимулировании общественного участия?

***

Еще одна из сторон "кризиса идентичности" - многочисленные мотивационные и технологические замещения в гражданской деятельности. Такое ощущение, что "защита общественных интересов" в России просто еще не отделилась от других, более древних сфер человеческой деятельности, еще не институционализировалась в нечто особенное, отличное от государственного управления, политики, науки или юриспруденции. Об этой "гражданской несамостоятельности" свидетельствует как стиль, так и смысл деятельности многих общественных лидеров и функционеров.

Пытаясь отстаивать общественные интересы, одни из них, подсознательно или осознанно, соотносят свои действия, прежде всего, с интересами государства. Для них принципиально важно идти в фарватере государственной политики. Они, зачастую, вполне искренне позиционируются как люди государственного интереса, этакие "общественные чиновники". И это не всегда объясняется вульгарно-клиентельной позицией "общественника". Просто на протяжении многих десятилетий (по другой версии - многих столетий) государство было единственным, очевидным и общепринятым, формулятором и носителем общественного/коллективного интереса. Были, конечно, и собственно общественные интересы, но они не вычленялись массовым сознанием, существуя под спудом советского быта или самоцензурировались как "антиобщественные". Одним словом иных общественных интересов, кроме как сформулированных государством, не существовало. Эта позиция по привычке переносится и на современную ситуацию. Гражданская деятельность становится одной из "отраслей" государственного управления, пусть и очень специфической, а "общественник" - добровольный помощник государства в деле защиты общественных интересов. Этот подход растворен в деятельности очень многих организаций, имеющих свои истоки в советском прошлом и/или занимающихся поддержкой "социально незащищенных слоев населения".

Другие гражданские лидеры, активисты и даже организации, вольно или невольно, ведут себя как политические субъекты. Их интерес - участие во власти и влияние на политический курс государства. Участвуя в продвижении общественных интересов, они либо претендуют на непосредственное, формальное или неформальное участие в процессе принятия политических решений, либо определяют общественные интересы исключительно в контексте личного идеологического или политического выбора. В этом случае гражданская деятельность предстает как замещающая форма политической самореализации. В результате, например, политическая борьба с "антинародным режимом" обретает форму "защиты прав человека".

Мода на "экспертов" отразила приток в некоммерческий сектор представителей науки с их специфической мотивацией и инструментарием. Целые отрасли гражданской деятельности представляют собой экспертные сообщества, объединенные общей научной темой. К таким "отраслям" можно отнести комплексы инициатив и организаций, продвигающих в России толерантность, гендерные проблемы, территориальное общественное самоуправление и др. Основное содержание гражданской деятельности в этих сферах: исследования, опросы, мониторинги, фокус-группы, конференции, издания материалов конференций и т.д.

Может быть, в этих замещениях и есть специфика российского гражданского общества? Но гражданская деятельность, оплодотворенная государством, политикой или наукой, не дала нам ни одной истории именно гражданского успеха. Наоборот, успех имел место там, где гражданский активист приходил на государственное, политическое или научное поле лишь за вспомогательным инструментом для реализации общественного заказа или по "миссионерскому почину", как это было у тех же "солдатских матерей", ассоциаций вкладчиков, некоторых экологических организаций, обществ защиты прав потребителей, отдельных организаций, занимающихся проблемами беженцев, заключенных, сирот. Замещающие формы гражданской деятельности - это, скорее всего, болезнь роста. Это от бедности непосредственно гражданского инструментария, отсутствия опыта и самовоспроизводящейся гражданской культуры, пассивности предполагаемых общественных потребителей и партнеров.

Чтобы состояться, обрести самодостаточность, новой российской общественности необходимо духовно освободиться от мотивационных импульсов, исходящих от государства, традиционной политики, науки и прочих мощных детерминант, относиться к ним исключительно как к инструментам, а не как к цели. "Гражданская идентичность" не равна государственной, политической или научной, даже не равна их сумме.

Многим проблема эта покажется надуманной. Однако речь идет о культивировании независимого "гражданского мышления", особого "активистского" мироощущения, основанного на абсолютизации, сверхценности[2] "общественного интереса".

***

Роль общественности как активной части общества может не ограничиваться обслуживанием общественных интересов. Общественность, по крайней мере, в некоторой своей части, может быть вполне самоценной, независимой от общественного заказа. Различные группы организованной общественности могут формулировать и выдвигать собственные, не укорененные ни в одной из общественных групп, идеи и интересы, и пытаться продвигать их во внешней среде, т.е. брать на себя роль МИССИОНЕРА.

Действительно, деятельность большинства либерально ориентированных гражданских организаций в России можно считать миссионерской деятельностью. В стране не существует сколько-нибудь значимого общественного спроса на защиту личных и политических свобод, на "равноправие женщин", толерантность и т.п. Даже, например, защита прав заключенных, которой занимаются сегодня многие авторитетные гражданские организации России, не имеет под собой внятно заявленного социального заказа ни со стороны самих заключенных, окукленных в криминальной субкультуре, ни со стороны гуманитарно озабоченных "местных сообществ", которых в таком качестве пока просто не существует. Отсутствие заказа не отменяет необходимости усилий, но накладывает серьезные ограничения и требует специфических технологий продвижения "невостребованной услуги".

Гуманитарное, либеральное, демократическое, гражданское и прочее "прогрессорство" (вспоминая Стругацких) в России, по всей видимости, необходимо. Свобода, демократия и верховенство права в России потенциальны, но пока все еще не реальны. Свободу в России нужно именно "продвигать", нужно учить людей получать от свободы или удовольствие или выгоду. Но это требует иных кадров и иных технологий, нежели те, которыми располагают сегодня новые российские НКО.

Если защищать общественные интересы может хоть кто, главное, чтобы он реально удовлетворял спрос, то продвигать никому пока не близкие интересы и неинтересные идеи должны люди особенные, каковыми и были миссионеры и проповедники всех времен и народов, каковыми были советские диссиденты. Личный пример, СЛУЖЕНИЕ, очевидное бескорыстие, одержимость, харизма - такого уровня качества нужны, чтобы предлагать то, что мало кому нужно. Достаточно ли всего этого в тех, кто сегодня продвигает в России права человека: экологическое мышление, толерантность и т.п. вещи? Конечно, многое изменилось с середины 80-х годов. Рынок и демократия, какими бы они у нас ни были, льют воду на мельницу миссионеров гражданского общества, подталкивают людей к свободе, создают условия, игнорировать которые все труднее традиционалистски настроенным согражданам. Но проблема неадекватности современного гражданского инструментария по сути миссионерской деятельности многих гражданских организаций, по-моему, очевидна.

***

Одна из острейших проблем, стоящих сегодня перед российским некоммерческим сектором - обесценивание мотивов гражданской деятельности. Количество людей, готовых тратить свое рабочее или свободное время на формулирование, представление и защиту общественных интересов, не увеличивается, а в некоторых сферах гражданской деятельности даже уменьшается. Латентная доля людей, предрасположенных к гражданской самореализации, в России не меньше, если не больше, чем во многих других странах. Но для подавляющего числа представителей этой "доли" смысл и цена гражданской самореализации в сегодняшней России не очевидны. И существующие гражданские практики далеко не всегда помогают ответить на вопрос: зачем они нужны и какова их эффективность с точки зрения продвижения и защиты общественных интересов.

***

"Кризис идентичности" российской общественности, как неспособность "гражданского общества" совпасть с обществом, естественным образом порождает массу внутренних проблем для значительной части некоммерческих организаций России. Применительно к новой российской общественности "кризис идентичности" породил целый класс явлений, совокупность которых вполне можно было бы назвать "системным кризисом".

*

Кадровый кризис. Сокращение численности активистов во многих сферах гражданской деятельности. Отсутствие второго эшелона, новой генерации гражданских лидеров.

Новую российскую общественность не пополняют "молодые, способные, амбициозные". Приток менеджерской и экспертной молодежи еще регистрируется, но "новых кадров", способных и желающих подхватить знамя у вождей, взять на себя всю полноту ответственности - минимум в поле зрения. Возможны, конечно, суррогатные варианты, но они не вдохновляют (занятость в продвинутой гражданской организации воспринимается как наименее затратный способ обретения международных контактов, реализации международной экспертной карьеры или как временное замещение политических амбиций).

Куда расти "молодым, способным, амбициозным" в некоммерческом секторе? Гражданская карьера отсутствует как явление, она бессмысленна в среде новой российской общественности. Российское гражданское общество минимально иерархично, чтобы обеспечить естественное в других секторах вертикальное перемещение достойных. Очень мало общероссийских организаций, имеющих реальную сеть региональных и местных отделений, чтобы опять-таки обеспечить традиционное стимулирующее продвижение из провинции в центр. А если это продвижение и возможно, то чрезвычайно затратно.

Проблема "суррогатного актива". Например, в некоторых правозащитных организациях основную массу актива составляют люди, говоря политологическим языком, леворадикальных взглядов, использующих правозащитную риторику в сугубо левой и сугубо политической "борьбе за бедных против богатых", ставящих на первое место в своей "гражданской деятельности" проблемы социальной справедливости, имущественного равенства, отмены итогов приватизации и т.п. Борьба эта важна, но она чужая для прав человека, у нее другой инструментарий, непригодный для отстаивания либерального равенства в правах. Фактически коммунистический актив просто не эффективен в правозащитной деятельности. Другой пример. Наши западные коллеги активно поддерживают в России организации и инициативы, содействующие социальному и политическому равноправию женщин. Но для большинства активисток провинциальных женских организаций, с которыми они сотрудничают, реальным мотивом общественного участия является не стремление к равноправию и освобождению женщин, а потребность в социальной защите женщин со стороны государства как одной из "социально незащищенных категорий населения" наравне с детьми, инвалидами и стариками. Работа эта не менее, если не более важна, но она "из другой оперы". И т.д.

*

Новая российская общественность в основной своей массе живет в безвестности. Эту безвестность нельзя оправдать "отсутствием средств на PR", "замалчиванием СМИ" и вообще "отсутствием свободы слова". Поскольку, например, такие организации как те же "солдатские матери" или в меньшей степени "общества защиты прав потребителей" (а ранее общества защиты обманутых вкладчиков) имеют вполне устойчивый позитивный имидж в российском массовом сознании, хотя никаких специальных PR-усилий для продвижения себя в обществе не предпринимали. Механизм обретения ими общероссийской известности трудно просчитать и тем более воспроизвести, но корни их популярности очевидны - совпадение гражданского предложения с гражданским спросом. Они реально защищали реальные общественные интересы, реагировали на злобу дня. Предоставление Чечне независимости, введение альтернативной гражданской службы, общественный контроль в тюрьмах - все это очень важные темы, но не на них вырастет и станет известной новая российская общественность. Как это ни грустно.

*

Финансовый кризис: поддержка западными донорами естественным образом исчерпывается, а внутренние корпоративные, государственные и гражданские источники так и не освоены в масштабах значимых, хотя бы, для простого воспроизводства.

*

"Технологический кризис". Блуждающий по российскому некоммерческому сектору пакет западных гражданских технологий нуждается в серьезной адаптации и не покрывает всех потребностей. Собственно российские гражданские практики также не могут заполнить существующие методико-технологические лакуны. "Гражданский непрофессионализм" и демонстративная, далеко не всегда уместная, неформальность доминируют сегодня в массовой некоммерческой деятельности и отталкивают своей очевидной неэффективностью и новых активистов, и власть, и бизнес. Пещерное администрирование нас погубит.

*

"Институциональный кризис". Имеет множество проявлений, одно из них: организаций, основанных на реальном относительно массовом членстве, все меньше, "штабные" и клубные организации не могут их заменить в целом ряде "некоммерческих отраслей" и видов гражданской деятельности.

*

"Структурный кризис". Этот кризис наименее очевиден, но в качестве гипотезы можно говорить об избыточности инфраструктурных элементов в общей массе некоммерческих организаций и инициатив. Речь идет об образовательных, исследовательских, информационных, ресурсных организациях. Среди них много полезных и эффективных, но общая тенденция налицо: "экспертов" в некоммерческом секторе все больше, а акторов, активистов - все меньше и вряд ли здесь уместны аналогии с экономикой, где стремительно возрастает занятость в сфере услуг и сокращается в производстве.

*

Проектная культура, принесенная в Россию международными благотворительными фондами, придала мощный импульс развитию отечественного некоммерческого менеджмента, бухучета и делопроизводства. Но одновременно направила гражданскую активность по пути создания временных, под проект, гражданских групп, породила своего рода "гражданское наемничество", "гражданскую антрепризу", которые, в свою очередь, подтачивает накопленный общественный капитал, расшатывает и без того неустойчивые гражданские образования, не позволяют сформироваться стабильной гражданской мотивации, зафиксироваться специализации, разъедают зарождающиеся миссии.

*

Отдельная проблема - отсутствие корпоративной этики (некоммерческой, "гражданской" этики). Многие партнерские проекты срываются или не достигают желаемых результатов из-за различных представлений партнеров о том, что прилично, а что неприлично в гражданской, общественной деятельности. У кого можно брать деньги, у кого нельзя, как благодарить, каковы пределы прозрачности, как реагировать на несоблюдение обязательств и т.д.?

***

Сегодня перед новой российской общественностью со всей очевидностью и тревожностью встают очень интересные вопросы:

Каким может, должно быть или является собственно российское гражданское общество, в чем его качественная определенность? В чем, например, его отличие от англосаксонско-скандинавской, романской, центрально-европейской, латиноамериканской или юго-восточно-азиатской "гражданских моделей"? В сравнении с европейскими гражданскими обществами российское гражданское общество просто отсталое или иное? Или и то и другое?

Если нас не устраивает современное российское гражданское общество, и уж тем более если его нет, то в каких процессах и явлениях общественной, политической, экономической и духовной жизни России истоки новейшего или будущего гражданского общества? Каковы основные векторы его развития? Какие ростки нового, "гражданские точки роста" требуют наибольшего внимания и поддержки?

Как и из чего в России начинает формироваться новый общественный капитал? Как может этому способствовать тончайшая прослойка гражданских активистов?

Если уж эти активисты есть, а стабильного "народного спроса" на их активность нет, то как такой спрос стимулировать?

Каковы наиболее адекватные формы институционализации российского гражданского общества? Какие формы объединения под общественный интерес более всего нам подходят: массовые членские организации, клубные объединения, "штабные организации", временные инициативные группы, "мобилизационные организации" и др.? Если и то и другое и третье, то, что делать с очевидной тенденцией фактического перерождения всего разнообразия форм в одну - "штабную".

Какими могут быть мотивы и стимулы гражданской активности в современной России? Что, кроме серьезных денег, может заставить молодого человека после окончания вуза пойти работать менеджером в гражданскую организацию? Что может заставить разумных мужчин и женщин в детородном возрасте свободное вечернее время тратить не на детей или развлечения, а на исполнение общественного долга в правлении Общества защиты прав потребителей или в пикетах против вырубки близлежащего леса?

Где брать ресурсы для гражданской деятельности, если отечественной "граждански мотивированной" благотворительности пока нет, западные доноры не бездонны и не всегда адекватны, а большая часть населения пока неплатежеспособна в отношении социальных и гражданских услуг НКО, да и сами эти услуги либо отсутствуют, либо низкого качества?

На эти вопросы необходимо отвечать. В качестве примера такой "необходимости":

Один из "итогов" пятнадцатилетнего гражданского развития России - несостоявшееся волонтерство ("несостоявшееся" в социально значимом смысле; всегда имевшие место уникальные подвижники не в счет). Что с этим делать? Ждать когда дозреют объективные экономические условия (материальный достаток и свободное время у значительной части населения) или продолжать искать варианты, специфические стимулы добровольчества в сегодняшних условиях? Или делать вид, что проблемы нет и продолжать развивать суррогатные формы волонтерства ("добровольный" труд в обмен на обещание попасть в программу международных волонтерских обменов, в обмен на "гарантированное" попадание на альтернативную гражданскую службу, в обмен на зачет по учебной практике и т.д.)?

Хотелось бы начать серьезное обсуждение этих и многих других вопросов с тем, чтобы в обозримом несколькомесячном будущем выйти на новые стратегии и технологии.

[1] Здесь не идет речь об имитационных, фиктивных, клиентельных, "виртуальных" и прочих организациях и инициативах, поскольку они не имеют отношения к реальному отстаиванию реальных общественных интересов, и, как правило, обслуживают личные интересы своих лидеров или интересы инспирировавших их государственных, политических или бизнес-структур или наивно отдаются служению фантомных общественных интересов. (вернуться)

[2] "Абсолютизация" и "сверхценность", естественно, в пределах конкретной гражданской роли. (вернуться)