НОВОСТИ

09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>

08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>

08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>

08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>

08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>

08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>

07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>

07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>

06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>

06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

Заметки Аверкиева

25 января 2012 года

Игорь Аверкиев

Версия для печати

Сквозь Мильграма на простор

На днях расстроил меня один московский коллега. Хороший человек. Просто у него так получилось.

Он приехал в Пермь по своим делам и, естественно, проходя по центру, не мог не заметить наш «театральный ледяной город» и, естественно, как все, он был поражён «его размахом, красотой и креативностью». Походив по ледяной достопримечательности в разгар воскресных гуляний и несколько ошалев от «тотального народного веселья» на фоне «ледяных итальянских дворцов и концептуальных лесов с чашами «детоуловителей» внутри», мой московский коллега долго крепился, но всё-таки не выдержал и по-товарищески укорил меня: «зря Вы всё-таки, Игорь Валерьевич, так непримиримы к гельмановской команде. Смотрите, какую они красоту для пермяков соорудили…». Я обалдел.

Надо сказать, мои московские знакомые либо вообще стараются не поднимать в разговорах со мной тему «пермской культурной революции», либо делают это очень предупредительно, политкорректно - не хотят травмировать «уязвлённую пермскую душу». Почти все они, кто явно, кто в глубине души, искренне сочувствуют «культурному» варианту прогрессорского вторжения. Как бы ни относились москвичи к Марату Гельману и Борису Мильграму в Москве – здесь, в Перми, они считают, что оба культуртрегера делают «очень важное и нужное дело». Что поделаешь, «миссия московского человека в российской провинции» - стародавний живучий комплекс.

Житель метрополии, приехавший «поднимать провинцию», попадает в ментальный тупик, когда ему говорят: «Спасибо, не надо. Мы сами».

Месяц назад другой москвич, первый раз попав в Пермь, причислил к результатам «пермской культурной революции» не только бревенчатую арку Николая Полисского и «красных человечков» Андрея Люблинского, но и памятник доктору Фёдору Гралю Алексея Залазаева (2005 год), и композицию «Пермяк - солёные уши» Рустама Исмагилова (2006 год). Причислил, видимо, потому, что они тоже «какие-то необычные». А один кинодокументалист высказался недавно в том духе, что как это здорово, что «новые культурные власти вытащили, наконец, «пермских богов» из запасников и выставили в городской галерее на всеобщее обозрение» (экспозиция «пермской деревянной скульптуры» существует в Пермской художественной галерее с незапамятных времён).

Как все выдающиеся авантюристы, Марат Гельман - виртуозный мифотворец. Мифы формируются в разряженных пространствах коллективного бессознательного, где по каким-то причинам возникшая ментальная пустота формирует массовое ожидание чуда. Любая яркая чушь, вовремя и прицельно попавшая в эту лакуну, моментально уплотняется до мифа и обрастает нелепыми подробностями со скоростью распространения анекдота.

Так вот, делаю заявление: «Уважаемые пермяки и гости Перми! Лучший в стране ледяной город придумали и организовали местные. Пермяки для пермяков. Помогали им в этом скульпторы со всей страны. Делалось всё это под прикрытием одного замечательного петербуржца. Но появился у нас этот блестящий город почти случайно, не благодаря, а вопреки».

Автор «ледяного театрального города» – мой брат Всеволод Аверкиев, чем я по-братски горжусь. Исполнитель всего это снежно-ледяного великолепия – Российский фонд скульпторов «Единение», созданный пермяками и базирующийся в Перми (руководитель: Алексей Тютнев). Заказ и политическое прикрытие - Владимир Гурфинкель, российский театральный режиссёр из Санкт-Петербурга, большой мастер своего дела, редкостно сочетающий в себе фонтанирующего креативщика - почти фантазёра и изысканного природного интеллектуала. В свое время я был покорён его спектаклем «Чехов в Ялте», который он поставил в Театре-Театре.

История создания пермского «ледяного театрального города» выглядит примерно так.

Кто-то то ли в краевой, то ли в городской администрации, я не разобрался, принял решение, что «ледовый городок» в Перми будет посвящён «году театра». Городская администрация привычно заказала «ледовый городок» привычным подрядчикам – получился привычный новогодний ширпотреб. Проект «ширпотреба» каким-то образом увидел Борис Мильграм, возмутился и отменил (у нас это легко: регионалы отменяют у муниципалов всё что угодно, бьют хоть посуду, хоть морды, те, знай, подставляют, но в данном случае нет худа без добра). «Возмутившись и отменив», краевой вице-премьер попросил Владимира Гурфинкеля взяться за пермское новогоднее увеселение. Гурфинкель согласился и решил проводить новогодние празднества на эспланаде в режиме нон-стоп и в жанре уличного театра. На трёх сценических площадках, сменяя друг друга, будут выступать пермские и не пермские, профессиональные и непрофессиональные коллективы. Подгоняемый сроками, относительно небольшим бюджетом, не позволяющим привлечь столичных художников, и не страдая пермофобией, режиссёр Владимир Гурфинкель попросил пермского художника Всеволода Аверкиева придумать, как может выглядеть «ледяной город», посвященный «году театра». Художник согласился и придумал. Режиссёру Владимиру Гурфинкелю проект понравился, а вице-премьер Борис Мильграм и вовсе пришёл в восторг. Причем вице-премьер был почему-то убеждён, что автором проекта был их общий с Гурфинкелем не пермский знакомый. Только когда проект был уже запущен, вовсю кипела работа и осваивались средства, Борис Мильграм узнал, что автором проекта является ненавидимый им художник Аверкиев – но было уже поздно, сроки становились уже совсем безжалостными для того, чтобы в очередной раз всё поменять.

Проект у брата получился очень масштабным, перфекционистским и требующим художественного исполнения беспрецедентно высокого для «снежных городков» уровня (предполагалось воспроизвести изо льда 13 античных статуй, конную квадригу с возницей Аполлоном и несколько десятков более традиционных ледяных и снежных скульптур и композиций; архитектурный стандарт и декоративное убранство классического итальянского театра в натуральную величину; гигантскую горку в виде классического фронтона; три сцены; лес из нескольких десятков ледяных деревьев; пару сотен ледяных колонн и стел разной конфигурации; все артефакты «пермского звериного стиля» в пол человеческого роста и многое, многое другое, не говоря уже о 15 ледяных горках разных размеров и назначений). Поэтому обычные подрядчики снежно-ледяных работ сразу отпали. Решили пригласить пермский Фонд скульпторов «Единение», а он уже собрал 20 профессиональных скульпторов, не только пермских, но и со всей России (плюс 50 человек технического персонала и 10 единиц спецтехники), и организовал их работу в Перми. Проект основывался на пермской школе ледяной скульптуры, которая возникла в результате 20-летней традиции проведения в Перми российских и международных ледовых фестивалей. Материалом для «ледяного театрального города» послужили почти 4 тысячи кубометров озёрного льда (многие скульптуры украшали естественные «прожилки» из вмёрзших в лёд водорослей).

В результате в Перми впервые со времени «культуртрегерского вторжения» был реализован масштабный культурный проект непосредственно пермского происхождения и, в значительной степени, пермского исполнения (я не имею в виду пермские фестивальные институции, появившиеся в крае до и помимо «культурной революции»: «Флаэртиана», «Камва», «Пилорама», «Роклайн», «Дягилевские сезоны»). И так получилось, что именно этот «собственно пермский ледяной театральный город» по посещаемости и доставленному пермякам удовольствию превзошёл все прочие культурные проекты последних лет, включая «Белые ночи». Получился этакий нежданно-негаданный прорыв сквозь пермофобскую культурную политику Чиркунова-Гельмана-Мильграма.

Но не рискни петербуржец Владимир Гурфинкель прикрыть брата и Фонд скульпторов от всевидящего пермофобского ока Бориса Мильграма или если бы последний чуть раньше узнал, кому именно отдаётся проект - этого замечательного ледяного города просто бы не было.

Творческие пермяки в самой Перми имеют очень мало шансов на самореализацию просто потому, что они пермяки. Скотство ситуации заключается в том, что шанс, конечно, есть, но чтобы он сработал, жаждущему признания пермскому художнику мало иметь талант и достойный проект, ему надо ещё найти «поручителя» из непермяков, приближённых к Марату Гельману и/или к Борису Мильграму. Есть и совсем простой вариант: нужно лишь стать личным беззаветным поклонником Марата Александровича или Бориса Леонидовича. Марат Гельман ещё может устроить льстецу какую-нибудь проверку на вшивость, а к Борису Мильграму достаточно просто прийти и «прямо и честно» сказать, что его спектакль «Жизнь человека» стал вехой в мировом театральном искусстве – и всё, он ваш.

Всякая творческая среда всегда перенасыщена клановостью, групповщиной, жанровой, стилевой, этнической и прочей ксенофобией. Но в Перми ситуация усугублена, поскольку пермофобия культуртрегеров политизируется компрадорским, по сути, политическим курсом губернатора Олега Чиркунова, и радикализируется агрессивной прогрессорской идеологией Марата Гельмана и личными счётами с Пермью Бориса Мильграма, который, как может, мстит городу за прошлое забвение и за непризнание при возвращении. Всем троим Пермь не дорога, они её не жалеют, они в неё не вкладываются - они Пермь вкладывают в себя. Более того, Пермь их постоянно распаляет своим сопротивлением. Сдайся мы все сразу в первые же месяцы вторжения – они бы уж давно оставили в покое «скучное податливое тело».

Одним словом, коррупция симпатий, административный произвол и нелюбовь ко всему пермскому среди пермских культурных начальников доходит до абсурда, до эстетического греха. Но, к радости пермяков, с ледяным театральным городом у Бориса Мильграма случилась промашка, и жизнь тут же забила ключом.

Искрящийся ледяной город-театр стал глотком чистой ключевой воды в пермской «пустыне актуального». Утилитарно-развлекательный ледяной дизайн, призванный ублажать взор и эмоции горожан, счастливым образом воспроизвёл и искренний порыв авторов к высокому в уличном увеселении. На пермской эспланаде появился не просто «ледовый городок», а новый, хоть и временный, многофункциональный городской ландшафт, претендующий на культурную миссию, возвращающую пермякам высокие представления о скульптуре и архитектуре. Ледяной город оказался и ледяным музеем, не утратив при этом своей главной функции - веселить и радовать людей, что делали бесчисленные ледяные горки и фонтанирующий разнообразием «уличный театр» Владимира Гурфинкеля.

***

До этого времени и мой брат, и Фонд скульпторов, как и многие другие пермские деятели разных искусств, не раз пытались предложить свои услуги «министерству культурной революции», участвовали в различных конкурсах – всё впустую. Помню, как жалко мне было, когда так и остался на бумаге вполне себе утилитарный и одновременно залихватский проект брата по оформлению городского пляжа. Помимо прочего, он предполагал укрепить на Каме вдоль берега большие, съёмные на зиму, плавающие платформы, на которых принимающие водные процедуры пермяки могли бы отдыхать, загорать, прыгать и скатываться в воду со всевозможных приспособлений, делая всё это вместе с… пермскими дикими зверями (их скульптурами в натуральную величину прямо на платформах). В результате получился бы и отличный аттракцион, и впечатляющий вид с моста и камских берегов на эти плавающие платформы, где «смешались в кучу звери, люди». Кстати, эти платформы должны были так прикреплены ко дну, чтобы на глади реки выкладывалось «р. Кама» - знаете, как на картах. Летишь на самолёте, под тобой город вдоль реки, а на реке написано «р. Кама».

В свою очередь, пермский Фонд скульпторов «Единение» был вытеснен из Перми полным отсутствием заказов и в последние годы реализовывал большие проекты исключительно за пределами края, в основном в нефтегазовых регионах Западной Сибири.

В прошлом году, в порыве конструктивности и видя, как без толку пропадают для родного города классные идеи некоторых пермских художников и скульпторов, я собрал небольшой пакет из нескольких авторских проектов, наиболее перспективных, с моей точки зрения, для улучшения облика города, и предложил их недавно покинувшему нас московскому министру пермской культуры Николаю Новичкову. Он тоже, видимо, в порыве конструктивности, поиграл в «примирение», поохал-поахал, чему-то даже пообещал «дать ход», с пару месяцев мы ещё поперезванивались, обмениваясь вопросами и обещаниями. Потом, когда «футбол» стал уже совсем неприличным, я от него отстал, а пакет проектов, соответственно, так и остался пакетом проектов. Мой эксперимент, конечно, подтвердил гипотезу, но кому от этого легче.

Был в этом пакете и проект Фонда скульпторов – одеть город, его парки, скверы, клумбы, фасады и дворы в «чугунное кружево» литых художественных решёток самых различных стилей и назначений, сделав тем самым более четкими очертания пермских городских пространств и одновременно придав разнообразие и уральскую мастеровую самобытность монотонным плоскостям хрущёвской и брежневской застройки. Но особенно было мне обидно, что так и не нашла своего места в крае знаменитая (в узких кругах) скульптура Рудольфа Веденеева «Жертвоприношение» – распятые друг на друге «жертва» и «палач». Я надеялся, что пермский Минкульт всё-таки возьмётся за установку этой невероятно экспрессивной скульптуры в Мемориале «Пермь-36».

Тут может возникнуть закономерный вопрос: а с чего я взял, что нравящиеся мне проекты (тем более, проекты собственного брата) действительно заслуживают реализации в Перми? А с того. Просто я считаю свой художественный вкус почти безупречным. Тут уже ничего не поделаешь. Или соглашайтесь, или не читайте. По крайней мере, тех, кто мне доверял, мой вкус ещё не подводил.

***

Среди сегодняшних пермских художников действительно не очень много «больших и настоящих», но они есть – пять-шесть имён, чьи произведения возбуждают в людях восторг и «томление сопереживания». Но мне при этом всегда казалось, что культурная политика, помимо прочего, для того и существует, чтобы выращивать и продвигать новые талантливые имена на подведомственной территории. Пермская же культурная политика занимается в Пермском крае продвижением и социальным обеспечением исключительно чужих имён, причём, по преимуществу, старых – «заслуженных мастеров актуального искусства». Модные сюсюканья над рисующими детишками в «творческих группах» при мэтрах и музеях - не в счёт.

За три года культуртрегерской оккупации в Перми не появилось ни одной новой пермской звезды и даже звёздочки в театре, литературе, музыке, изобразительном искусстве. Всё, что было нового выдающегося – всё завезённое. Что касается немногих собственно пермских звёзд, то все они: от Сергея Федотова и Алексея Залазаева до Сявы и Александра Жунёва завоевали место под солнцем до «нашествия» или помимо него, и сейчас, как могут, выживают: у кого-то это получается лучше, у кого-то - хуже. С культуртрегерской оккупацией Пермь перестала производить собственные имена. Их и раньше-то было немного, но с приходом культуртрегеров пространство пермского творческого роста было просто забетонировано московским гастрольным «чёсом», закупленными «легионерами» и фестивальным конвейером.

Нет, художественно талантливые мальчики и девочки не перевелись в пермских селениях – природа работает. Им просто труднее стало пробиваться к свету и публике сквозь кислотную атмосферу культурно-политической пермофобии. Культурному начальству не до юных дарований, у них каждый день «такие гости», у них каждый год «59 фестивалей», у них ежемесячное «посрамление скептиков» уходящими в бесконечность проектами осчастливливания пермяков.

У нас в Перми, кстати, существует Академия живописи ваяния и зодчества – не в каждом регионе есть такое. Каждый год она выпускает художников с хорошей классической школой. И кому они нужны, куда они деваются? Я посмотрел выставку свежих выпускников – есть двое-трое просто замечательных ребят. Но с Гельманом-Мильграмом они пропадут для Перми.

Вместо того, чтобы настроить и перезапустить конвейер производства пермских талантов, насытить образовательные учреждения культуры новыми кадрами и технологиями, они закрывают художественные школы и самодовольно подкармливают пермские местечковые архаику и невежество, свившие себе гнёзда в некоторых наших «культурных учреждениях». «Пермское мракобесие» для них - манна небесная и оправдание «миссии». Они нужны друг другу. Крайности, как всегда, смыкаются.

С самого начала культуртрегерского вторжения прозябавшие в родном городе пермские юные эстеты, фрики всех мастей потянулись было к героям-оккупантам, но не согрели они свои души в их постановочных объятьях, не обрели опору, и в итоге кто окончательно пожух, а кто покорно вставил себя в бесконечную тоскливую очередь: «в Москву, в Москву, в Москву». Вместо того, чтобы самим всё взрывать помаленьку, расцвечивать невзрачную Пермь своими радужными внутренностями.

Новые пермские таланты культурным оккупантам нужны лишь как «волонтёры» и подмастерья, как восторженная публика и бесплатная массовка, обслуживающая приезжих мэтров. Всё остальное обрезается. Причём, это не плохая работа пермского Минкульта, а его осознанная стратегия. Культуртрегеры и не думали выращивать в Перми из пермяков новых творцов для города и страны. Они пришли, чтобы освоить пермский бюджет и создать в Перми свою публику, публику под себя и своих клиентов.

В новый пермский творческий класс нужно вкладываться, им нужно заниматься, ему нужно отдаваться. Если культуртрегеры всерьёз будут относиться к строительству «новой пермской культуры», то волей-неволей они будут выращивать бюджетных конкурентов своим клиентам. Зачем им всё это, когда пермский бюджет можно просто трясти и трясти, привозя и привозя своих. «Культурный процесс» идёт, фестивали проходят, часть пермской публики постепенно привыкает «ходить за водой к пустым колодцам», воду в которых инсталлируют словами о воде. Прирученной, лишенной альтернативы публикой можно легитимировать любую хрень. Социальные эффекты «пермской культурной революции» с большой помпой высасываются даже не из пальца – благо начальство не проверяет, откуда (чего стоит много раз разоблачённое «открытие» Марата Гельмана о том, что в Перми, благодаря «культурной революции», остановилась убыль населения).

Но они, конечно, доигрались: пермская аллергия на «Гельмана-Мильграма» политизировалась до митингов, перекинулась на губернатора, а во многих головах перекинулась и дальше: на Кремль, Суркова, единороссов, Путина-Медведева. Губернатор уже и не рад, что связался с культурреволюционерами. Марат Гельман извёлся, сочиняя способ, как бы так исчезнуть из Перми, сохранив лицо. Борис Мильграм из последних сил играет в неоценённого реформатора и мстит по мелочам недоброжелателям.

Даже если новый Президент не отправит Олега Чиркунова в отставку (оставить его он может разве что в наказание для Перми, что тоже не очень умно), новый закон о выборах губернаторов чётко обозначит конец этого наваждения, поскольку переизбрание Олега Чиркунова на прямых выборах (хоть с президентским фильтром, хоть без него) по определению невозможно. Да Олег Анатольевич и сам на это не пойдёт.

Так или иначе, «Карфаген должен быть разрушен» - Гельман-Мильграм должен быть изгнан.

***

Но я отвлёкся.

Были, конечно, и сложности в воздвижении и существовании «ледяного города». Во-первых, он до сих пор не достроен, около 15% объектов так и не были реализованы – пороху не хватило. Слишком перфекционистским оказался этот проект. Очень много в нём концептуально важных тонкостей и деталей, не укладывающихся в привычную российскую логистику создания таких объектов. Очень мало было времени для совмещения и притирки профессионального опыта и культурно-ассоциативных парадигм авторов и исполнителей. Очень многое по мере возведения упрощалось или даже игнорировалось. Очень невысокого качества оказалось и муниципальное администрирование, призванное обеспечить «ледяному городу» нормальную инфраструктуру. Но авторы пытаются всё-таки проект «добить».

Во-вторых, «ледяной театральный город» постепенно и постоянно разрушается просто потому, что по нему проходят десятки и уже сотни тысяч человек. Надо отдать должное создателям города: постоянный ремонт – их постоянное занятие. У скульптур страдают в основном руки. Несколько раз пермяки отламывали правую руку Деду Морозу, однажды - руки Снегурочке и руку с венком у «гальюнной скульптуры» – очень соблазнительными они оказались для желающих на чём-нибудь повисеть. Не раз разбивались лепестки у «кувшинок на болоте» и элементы лепнины в «итальянском театре». От греха подальше, чтобы ничто никому на голову не падало, некоторые архитектурные элементы даже пришлось видоизменять. В большинстве случаев люди наносят ущерб по неосторожности или по дурости, спьяну.

Однако рано или поздно в таких местах появляются и люди-суки, те, кто разрушают специально, из удовольствия. Четверо таких попытались разворотить конную квадригу: отломили обе руки у Аполлона и ногу у одной из ледяных лошадей. Им решилась-таки помешать охрана, завязался мордобой. С трудом квадрига была спасена (плохая охрана «ледяного города» - тоже проблема). Другая группа людей-сук сбросила из арки второго этажа «итальянского театра» скульптуру музы комедии Талии. И квадрига, и Талия были полностью восстановлены. Один из таких отрядов людей-сук впоследствии напал и на снеговиков Николая Полисского, столпившихся на поле перед гостиницей «Урал».

В-третьих, «ледяной город» великолепен, но замысловат по сюжету. Такой «ледяной театральный музей» нуждается если не в экскурсоводах то, по крайней мере, в объясняющих табличках. Контексты и истории некоторых объектов не менее интересны, чем они сами. Попытаюсь восполнить этот пробел.

Итак.

С запада, вдоль улицы Попова ледяной город ограничивают четыре большие ледяные горки, разместившиеся на гигантских греческих театральных масках Трагедии, Комедии, Драмы и Фарса (по порядку с севера на юг: от улицы Петропавловской к улице Ленина).

С противоположной восточной стороны (вдоль здания Законодательного Собрания) ледяной город ограничивают Главная сцена с ледяными кулисами и с двумя «ледяными кафе» по краям: «Ледяная Усьва» - с севера от сцены и «Ледяная Койва» - с юга. Сцену узнают все: большие стелы прозрачных ледяных кулис – понятны и впечатляющи. С кафе сложнее. Сами «пункты питания» так и не состоялись: металлические контейнеры (единственное, что могли предложить городские власти для кафе) – жалкое зрелище в ледяном великолепии. Но их обрамление стало одной из достопримечательностей «ледяного города». Это те самые четырёхметровые квадратные ледяные колонны, увенчанные древними фигурами «пермского звериного стиля». 32 колонны вокруг «Усьвы» и 32 колонны вокруг «Койвы». Как и всё в «театральном городе» - они интерактивны. Колонны прозрачные, внутри полые и без одной стенки – излюбленное место фотографирования пермяков. Попадая внутрь колонны, ты как бы оказываешься внутри стоящего прозрачного «саркофага». Люди выходят на снимках как бы замороженными в гигантском куске льда. А наверху над ледяными колоннами «толпа» древнепармских богов, духов, призраков, тотемов.

С севера «ледяной город» отделяют от улицы Петропавловской две двойные колоннады или два двойных ряда п-образных в разрезе стел – не знаю, как это правильно описать. А вообще-то это 90 гигантских ледяных букв «П» разного размера, уложенных навзничь в два ряда и призванных отделять собою непосредственно театральную и игровую зоны «ледяного города» от туалетов и лабазов со снедью и сувенирами. С торговлей, кстати, всё через пень-колоду. То ли потому, что даже на Урале люди не готовы пить и есть на холоде + не мотивированы они тратить деньги тогда, когда специально идут на бесплатное увеселение – основная публика «ледяного города» вполне простолюдинная. То ли потому, что предложение было не того качества, цены и ассортимента, чтобы стимулировать спрос у «некофейной публики».

Главные достопримечательности «ледяного театрального города» размещены с южной стороны, вдоль улицы Ленина. С востока на запад: ледяная двухэтажная архитектурная фантазия на тему барочного итальянского театра; кафе «Зимняя вишня» в стилизованном ледяном «вишнёвом саду»; посвящённая «идее неоклассицизма» горка-дворец «Большая квадрига» (у брата это от большой любви к Джованни Баттиста Пиранези) и «Сад снежной королевы».

«Ледяной итальянский театр» - это моё любимое. Брат обозначил все основные составляющие классического итальянского театра, позволяющие играть в нём реальные спектакли и выдержал их в положенном барочном стиле. С востока - сцена с кулисами и с гигантскими венецианскими карнавальными масками «Баута» и «Кошка». Маски - для фотографирования, отверстиями для лиц являются глаза масок, соответственно, лица людей играют роль зрачков в озорных или хитрых глазах. Сцена почему-то упирается в партер неким выступом в виде женской «гальюнной скульптуры» с венком в вытянутой к небу руке («гальюнные скульптуры» украшают носы кораблей). Как потом выяснилось, в классическом итальянском театре для сценических работ (поднимать, опускать, тянуть) хозяева часто нанимали матросские команды и это обстоятельство частенько отражалось и в оформлении «зеркала сцены». Партер, как и положено в барочном театре, предназначен для стоящих зрителей и балов. Далее за ним, как и положено, амфитеатр с деревянными сидячими местами. Обрамляют всё это два боковых фасада с ложами и прогулочными галереями на втором этаже и массой всяких барочных украшений – всё, естественно, изо льда, кроме лестниц. С северного бокового фасада спускаются две ледяные горки. Главный фасад театра обращён на запад и украшен статуями 9 муз, установленными в арках второго этажа. Музы все, какие положено: Калиопа – эпическая поэзия, Эвтерпа – лирическая поэзия, Мельпомена – трагедия, Талия – комедия, Эрато – любовная поэзия, Полигимния – пантомима и гимны, Терпсихора – танцы, Клио – история (греки оказались правы: история – не наука), Урания – астрономия (видимо, греки скептически относились к астрономическим расчётам или что-то другое называли астрономией, может быть, астрологию). Скульптура каждой музы создавалась в максимальном приближении к известным античным оригиналам.

«Вишнёвый сад» хорош как ажурная совокупность стилизованных ледяных деревьев, но с кафе «Зимняя вишня» та же беда, что со всеми прочими «пунктами питания» в «ледяном городе».

Гигантская горка-дворец «Большая квадрига». За основу взят классический фронтон, только фронтон без колонн, фронтон на земле. Горка-квадрига исполнена в духе неоклассицизма. Этот «дух» во всём, кто не заметил: это и сам фронтон и неоклассически украшающая его колесница-квадрига (четырёхконная упряжка) с Аполлоном в роли возницы (более-менее точная ледяная копия скульптуры барона Клодта на фронтоне Большого театра в Москве), это и классическая ритмичность элементов: десять ледяных дорожек, по две на каждую арку, объединены в широченный сплошной скат, а сзади ледяную стену фронтона, в едином стройном ряду, подпирают для прочности десять контрфорсов. Они образуют мой самый любимый вид в «ледяном городе»: высокая ледяная стена, увенчанная пятью арками (фронтон с арками – всякое бывает) и рёбра контрфорсов, уходящие в перспективу (взгляд вдоль плоскости ледяной стены).

На юго-западе «ледяного города» (ближе к углу улицы Ленина и улицы Попова) расположен «Сад Снежной королевы», в сердце которого скрывается коварная чаша «детоуловителя» или «детонакопителя», по другой версии. Безумные «спиногрызы» готовы часами копошиться в ней, счастливые от безысходности, на радость папе с мамой. А ледяная листва садовых деревьев, окружающих эту вакханалию, вся в пробоинах от осколков знаменитого зеркала Снежной Королевы (тут, по-моему, мой брат несколько переборщил с ледяными метафорами).

Так выглядит «ледяной театральный город» по периметру. Внутри - другая история. Внутри ледяного города выделены два событийных центра: сама гигантская искусственная ёлка с ледяным узорчатым забором в человеческий рост, и обрамлённая изящными арками «Площадь свиданий», от которой диагонально расходятся 4 иллюминированные аллеи. Аллеи сопровождаются некоторым простеньким, но эффектным ноу-хау моего брата: волнообразные (в смысле вверх-вниз) ледяные псевдо-скамейки, а на самом деле мини-горки для малышей, по которым они с восторгом пытаются скользить как по волнам, у наиболее продвинутых даже получается, особенно, если кто-то возьмёт на буксир.

Между аллеями и вокруг елки разбросаны всевозможные ледяные аттракционы:

Каток «Лебединое озеро» с положенным замком посередине и ледяными лебедями на застывшей глади озера. Но каток специальный - концертная площадка для фигуристов и фигуристских представлений, которые и проходили на озере во время новогодних каникул.

Уголок для «уж совсем малышни»:

Ледяная карусель - реальная карусель на электрической тяге с ледяными зверушками для сидения, но… не крутится, чёрт бы их побрал – муниципалитет так и не смог обеспечить карусель человеком, который бы включал и выключал её и следил за порядком.

Лазилка «Золотой ключик» (по другой версии: фоткалка «Буратино утонул») – здоровенный колпак Буратино, торчащий над водной (ледяной) гладью, в окружении гигантских ледяных кувшинок, с распахнутыми для посетителей лепестками, в которые так и хочется залезть «маленьким принцессам», «дюймовочкам» и прочим созданиям в розовых комбинезончиках, что они и делают. «Золотой ключик», точнее, вместительные ледяные кувшинки, стали излюбленным местом для младенческого позирования – восторг для мам. Я бы ещё и «паспорт дюймовочки» под такую фотографию выдавал.

«Уголок Коломбины» - персональные мини-горки-лазилки-скользилки для малышей в виде 4-х коломбиновских шляп двууголок. На самом деле эти шляпы должны были, помимо прочего, огораживать некий механический аттракцион, но он так и не получился.

«Памятник туфельке Золушки» - большая высокая ледяная туфелька примерно сто пятнадцатого размера, в которую садят ребенка, как в коляску, и опять же фотографируют. Ребёнок ещё может попытаться выбраться из туфельки самостоятельно – опасно, но интересно.

С запада ёлку окружают маленькие ледяные горки-порталы - триумфальные арки для малышей на пути к празднику.

На северо-востоке «ледяного театрального города», несколько обособленно, находится лабиринт «Берендеев лес». Лабиринт с ледяным светящимся замком и ледяными же елями внутри, затрудняющими малышам ориентацию. Стены лабиринта такой высоты, что для взрослого путешествие по нему не представляет никаких проблем, а для пятилетнего ребёнка всё очень даже по-настоящему. Лабиринт посвящён опере Модеста Мусоргского «Снегурочка» и одноимённой и самой романтичной пьесе Александра Островского.

Наконец, Резиденция Деда Мороза из Великого Устюга (в самом деле выписали такого из самого Устюга, хотя как это понимать, я не понимаю) - вполне себе гламурная, но вместительная ледяная избушка, вся в огнях и мишуре, реальная такая дедморозовская резиденция, с реальным приёмом детских посетителей внутри. В окна можно было подсматривать, как идёт аудиенция. Трансляция шла и в интернете. Дед Мороз поздравлял каждого вновь прибывшего, выслушивал его стишок, песенку или что там у них бывает, и одаривал маленьким, но дорогим детскому сердцу подарочком – конфетой. Очереди к дедушке в первую неделю января были внушительными, потом он уехал – натурально обратно, в Великий Устюг.

Почти все ледяные скульптуры в «театральном городе» подсвечены: или изнутри, или снаружи. Всё сверкает, искрится, переливается. Отовсюду, откуда только возможно, по всему «ледяному городу» разбегаются, высовываются всевозможные горки, скаты, трамплинчики. Всё на все вкусы: классика, пропитанная постмодерном и связанная шоу-утилитаристикой. Кому горки, кому скульптуры, кому сооружения. Кому загадочные, кому узнаваемые, кому просто красивые. Для одних - аттракцион, для других - «отдохновение души». К ледяным сооружениям можно отнестись просто как к «красивым дворцам», а можно читать в них коды барокко, классицизма, модерна. Удовольствия зонированы и по полам-возрастам: есть места и для великовозрастных гопов и подвыпивших старшеклассников, и для людей младшего и среднего нежного возраста, есть даже кое-что для девушек и женщин. В праздники каждый день были по 5-6 разных представлений: от концертов и всяких шоу до спектаклей. Большой, волшебный, загадочный и радостный город. Пермяки и гости для пермяков и гостей. А не как обычно: гости для гостей, пермяки - свидетели.

Комментарии

Юлия 25.01.12 в 15:32:21 пишет:

Логика рассуждений москвичей понятна и соответствует популярной поговорке: "Если вы такие умные, то почему такие бедные?" То есть: если вы талантливые и креативные, то что вы делаете в этой провинции, с её убогими заказами и копеечными зарплатами? По логике Мильграма, успешный человек - это по определению москвич или житель "заграницы". Эта логика видна, например, в упорном стремлении назначить москвича на руководящую должность в Пермской галерее - даже вопреки мнению самого претендента. Ведь нынешний руководитель Юлия Тавризян никак не может считаться "крутым" искусствоведом, раз задержалась в Перми, довольствуясь зарплатой научного сотрудника галереи! Из этой логики и следуют "невинные" ошибки, когда всё хорошее в Перми приписывается приезжим. Вплоть до той же деревянной скульптуры, которая, согласно Гельману, создавалась ссыльными поляками-католиками.

Яна 26.01.12 в 00:32:57 пишет:

Я была на эспланаде в Новогоднюю ночь! Была удивлена разнообразием построек и ледяными статуями, создавалось волшебное новогоднее настроение! А Гельман и правда собирается нас, наконец, покинуть?