НОВОСТИ

09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>

08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>

08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>

08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>

08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>

08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>

07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>

07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>

06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>

06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

Другой взгляд

АНЕКДОТЫ ПЕРИОДА «ПЕРМСКОЙ КУЛЬТУРНОЙ РЕВОЛЮЦИИ» И ВЕРДИ

16 июня в рамках фестиваля «Мосты» проходил круглый стол «Культурная революция: три года спустя. Ревизия всходов и последствий». Я был приглашён на это мероприятия и не пошёл. Мне казалось, что в целом там нечего обсуждать, что давным-давно всем всё понятно. Но на сайте «Звезды» прочитал отчёт госпожи Дарьи Андроповой о прошедшем круглом столе. Мне стало грустно. Судя по отчёту, несколько умных людей пытались найти какие-то результаты и смыслы, и было это похоже на поиск чёрной кошки в чёрной комнате при условии, что её там никогда не было. А ведь просто надо было признаться, что всех нас тогда грандиозно развели. Я знаю, о чём говорю, так как всё тогда происходящее, если не наблюдал изнутри, то точно – с максимально близкого расстояния. В основе «Культурной революции» не было ничего кроме лицемерного честолюбия отцов-основателей этой акции. Вот поэтому, разбираясь в результатах, положительное приходиться искать с микроскопом.

Сохранившиеся сегодня проекты, рождённые «революцией», сохраняют все её генетические болезни. Большинство из нас до сих пор считают, что чем больше раскрутки, тем больше искусства. И в этом абсурде многие живут, как зомби, не способные протереть глаза, прочистить уши и включить голову.

Анекдот первый.

Был месяц май. В Пермь прибыл известный режиссёр Х. Прибыл для работы – должен был поставить спектакль. На тот момент стойкий, резкий, неадекватный запах «Культурной революции» смогом уже затянул информационное пространство Перми. В огромном пустом фойе театра я застал режиссёра Х., рассматривающего в огромное окно эспланаду, ярко-зелёная перспектива которой упиралась в сизое здание Законодательного Собрания.

– Что Вы там разглядываете? – Спросил я у режиссёра Х. После небольшой паузы режиссёр Х., не отрывая глаз от Законодательного Собрания, нарочито пережимая, сказал:

– Знаете Сева, сейчас режиссёр Y. водил меня на встречу с вашим губернатором.

– Ну и как Вам эта встреча?

– Представляете Сева, они хотят вырыть здесь огромный пруд, – и режиссёр Х. обвёл эспланаду в окне рукой.

– Зачем? – Спросил я.

– Как зачем? Неужели вы не понимаете.

– Не понимаю.

– Чтобы через пруд построить бронзовый мост! А на мосту открыть разные лавки, чтобы пермяки там друг другу продавали всякие нужные вещи. А на самом верху моста будут две бронзовые скульптуры – самого режиссёра Y. и губернатора. И стоять они будут так, чтоб им оттуда была видна Москва…

В огромном пустом фойе театра повисла пауза, как в «Ревизоре», после которой мы с режиссёром Х. весело и умилительно засмеялись.

Конец.

P . S . №1

Конечно, на тот момент было забавно осознавать, что ни один я догадывался, что надвигающаяся «Культурная революция» скорей всего будет представлять собой серию экзальтированных флэшмобов, в лучших традициях акционизма, под зомбирующим слоганом: «Пермь – культурная столица всего на свете».

Но тогда я и предположить не мог, как опасны могут быть купцы, балующиеся литературой, а затем издающие серый сборничек рассказов и продающие их на кассах сети своих продуктовых магазинов. Такие купцы становятся опасными для развития экономики, социальной сферы и культуры, только когда становятся губернаторами.

И вот, в конце концов, как мне представляется, для купца, писателя и губернатора с прошлым КГБешника настал момент начала начал, когда ему надоело быть просто «столбовою дворянкой», и, миную стадию «царицы», захотелось стать сразу «владычицей морскою». Надоело быть просто большим начальником, а захотелось быть крутым в своей тусовке – так мне видится. Такая неадекватность в поисках разрядки не могла висеть долго без внимания. И как говорится: «На ту беду лиса близёхонько бежала» в виде целого сонма лёгких на подъём и нечистых на руку арт-проповедников.

Один из итогов мы знаем: «Сыр выпал – и с ним была плутовка такова».

– Какова? – спросите вы.

– Такова, какова есть… – отвечу вам я.

Да и не всё так плохо – экс-губернатор всё-таки остался при своём, надо отметить, весьма доходном корыте, и тоже, как и «плутовка», был таков.

Анекдот второй.

Господин Z. по профессии руко-водитель. В быту – компанейский, смешливый, улыбчивый, немного застенчивый парень. В деле – человек с острым дефицитом гуманитарных рефлексов, с весьма большим и с широко трактуемым набором допустимых средств для достижения целей. В период «Культурной революции» был очень доволен своим приближением к кругу лиц, допускаемых к «ж…е императора». Он даже получил возможность посещать заседания «революционного комитета», где арт-проповедниками формировалась программа действий, где арт-проповедники возбуждали друг друга сочинением лозунгов, при этом каждый из них считал, что ловко использовал всех остальных. Господин Z. тоже так считал.

После одного из таких заседаний господин Z. пригласил меня на «серьёзный разговор», где принялся исполнять выработанные «культурно-революционным комитетом» директивы. Ласково и вкрадчиво он начал с того, что впереди большие перемены, и я должен рассмотреть свой добровольный уход с должности главного художника театра, что мне предлагается замечательная возможность возглавить столярный цех театра.

Я поблагодарил за столь лестное предложение и поинтересовался: «Почему я должен это сделать, в чём причина такого замечательного кадрового решения?». Господин Z. стушевался вначале, но потом набрал воздуха в лёгкие и начал говорить: «Понимаешь, Сева, в ближайшее время в Перми искусством будут заниматься только мировые звёзды – исключительно настоящие художники. Но чтобы они могли в Перми работать, должна быть возможность предоставить им должности и места». Я ответил, что конечно я не мировая величина, но я точно не отношу себя к ненастоящим художникам. На что господин Z. снисходительно криво ухмыльнулся, и, изображая добродетельную терпеливость, начал мне объяснять: «Сева! Не смеши меня… Проблема в том, что ты пермский художник. Пермских художник – это нонсенс, в Перми художников быть не может по определению. Пермский художник – это значит неудачник. А с неудачниками сделать из Перми культурную столицу Европы невозможно!».

К тому времени я знал господина Z. с десяток лет и отчётливо понимал, что придумать и сформулировать такое самостоятельно он не мог, что этого он набрался на заседаниях этого грёбаного «Якобинского клуба имени Олега Чиркунова».

Пришёл мой момент ответить, я почувствовал себя козлёнком из мультика, и про себя спел: «Помирать, так с музыкой! Запевайте, братцы!». Жалко, что термина «ватник», пришедшего к нам из революционной Незалэжной, тогда ещё не было. А то именно «ватником» я и был на пути европейского счастья Перми. Господину же Z. я сказал только, что процесс моего увольнения лёгким и безоблачным быть не может…

Конец.

P . S . №2

Революция иссякла, как только был отстранён от власти основной её интересант. Далее по пермской культуре поработала вялая гильотина «контрреволюции Гладнева». Но в символическом смысле несколько бронзовых опор бронзового культурно-революционного моста через так и не вырытый пруд устояли. Очевидно, что зачистка от «неудачников» под эти опоры была проведена тотальная, от чего они и устояли после кончины «революции». Правда теперь никакой мостовой настил в виде политического заказа они не держат, от чего функционеры этих опор сильно фрустрируют, ибо исчезла функция, под которую их создавали. Для власти пермской, что не удивительно, всё вернулось на круги своя: культура снова стала бессмысленной и дорогой игрушкой, которую, почему-то и выбросить нельзя и что делать с ней – абсолютно не понятно.

Верди.

Мне нравится музыкальный театр вообще и классический музыкальный театр в частности. Музыкальный театр мне нравится настолько, что я в него хожу. Бывая за границей, я целенаправленно посещаю оперные театры. Посещал бы и драматические, но не рискнул ни разу, так как не знаю языков. Посещая заграничные театры, мне всегда интересно, как они выглядят и устроены, и, к своему удивлению, я должен сказать, что никаких принципиальных различий с тем, что делается в России, до сих пор не обнаружил. Последний раз я слушал «Сказки Гофмана» Оффенбаха в мадридском Teatro Real два года тому назад. До того слушал «Мадам Баттерфляй» Пуччини в Teatro dell' Opera di Roma. Так же в последние годы повезло посмотреть балеты в Opéra Garnier, Burgtheater в Мариинке и в Михайловском театре.

Одна моя родственница, зная, что я хожу в оперу, всё время меня спрашивала, отчего же я не посещаю пермский оперный театр. Я всё время отшучивался, но она, догадываясь о причине, упрекала меня в субъективности и предвзятости. Разумеется, справедливо упрекала. А я и не скрывал особенно своей позиции. Но родственница напоминала мне о моих предвзятости и субъективности по поводу современной пермской оперы регулярно. В конце концов, я сказал себе: «Сева, субъективность и предвзятость, безусловно, вещи несправедливые. Ты поступаешь плохо. Сходи, посмотри, послушай. В конце концов, искусство вещь самоценная, ведь никому сейчас нет дела до того, что когда-то Парфенон на афинском акрополе был построен на украденные деньги Делосского союза, а собор Святого Петра в Риме построен на средства, собранные от продажи индульгенций. Теперь все просто ими восхищаются. Сходи Сева – пойми, почувствуй…»

И вот в прекрасной компании интеллигентных и красивых людей я пошёл на премьеру «Травиаты».

Мне кажется, что неспроста эта опера Верди одна из самых популярных. Дело в том, что опера эта была не просто для того времени современна и актуальна, проблемы в ней обозначенные были актуальны и для самого композитора. И глубоко личное их переживание сказалось на яркости музыки.

Опера создана по роману Александра Дюма «Дама с камелиями» 1853 году, действие самого романа происходит в 1847 году. На основе своего романа Александр Дюма в 1850 году создал пьесу. И пьеса эта тут же была запрещена полицией из-за своей неприличности по тогдашним стандартам. То есть Верди почти мгновенно отреагировал на актуальность книги и пьесы.

Сам Верди долго жил в гражданском браке с певицей Джузеппиной Стреппони, из-за чего Верди, и тем более Джузеппина, имели массу неприятностей. Однажды Верди с Джузеппиной приехали в его родной городок Буссето, а возмущённые жители закидали окна дома, где пара остановилась, камнями, требуя, что бы композитор с певицей покинули Буссето. По понятиям земляков Верди, люди, живущее в гражданском браке, были грешниками и развратниками, и одно их присутствие в городке было для жителей позором. Верди и Джузеппина конечно тут же уехали. Так что проблемы женщины с нелегальным гражданским статусом композитору пришлось испытать и на себе. Позже, когда исчезли «технические» препятствия для их брака, они поженились.

Музыка в этой классической опере образна, а иной она быть и не может в такой опере, ведь она отражает перипетии взятого за основу не оперного для того времени сюжета. Но в «Травиате», как мне кажется, этот эффект особенно крут. В этом посоревноваться с оперой может только «Евгений Онегин», опять же – на мой взгляд. Как пример я хочу привести своё ощущение от «Застольной» и «Хора цыганок». Только я закрываю глаза, слыша эту музыку, прямо физически ощущаю качающиеся кринолины, вернее – музыка отражает ритм качающих кринолинов. И в этом нет ничего странного, ведь это опера о «женском», а экстерьеры и интерьеры Парижа начало 50-тых были заполнены дамами с гигантскими кринолинами. Наверное, они тогда были самыми большими кринолинами в истории. В общем, для меня музыка «Травиаты», как образ, выражается в качающихся кринолинах и т.п. и т.д.

И мне было, безусловно, интересно, а как же всё это видит раскрученный художник-постановщик и режиссёр мистер Роберт Уилсон.

Я это увидел и понял, что опять столкнулся в сценографии с тенденцией, что чем девиантней причинно-следственная связь между тем, что стоит на сцене и тем, что есть в сюжете, тем – лучше. Я не против такого подхода. Только, если это происходит в стотысячный раз, почему это должно считаться интересным и новым? Правда, в последнем действии мистер Уилсон не смог дотянуть идею до конца, и там всё же появилось ложе смерти Виолетты. В итоге мне показалось, что мистер Уилсон относиться к искусству Верди приблизительно в том же ключе, что и Марсель Дюшан к искусству Леонардо да Винчи. Да, да! Тот самый Марсель Дюшан, который в 1919 году пририсовал усы Джоконде. Вся волшебная прелесть такого творческого метода заключается в том, что как бы не самореализовывались арт-активисты за счёт наследия гениальности, самым экстравагантным способом над ним стебаясь, гениальность всегда остаётся в выигрыше. Парадокс!

Я выскажу своё сугубо личное мнение, что в своём графическом языке мистер Уилсон является продолжателем традиции американского журнального art-deco . И все его постановки, о которых я могу судить, конечно, только по интернету, кроме последней, это – один бесконечный фантазийный чёрно-белый комикс про Микки Мауса.

Музыка и вокал – в оценке этого я точно, к сожалению моему, совсем неискушённый зритель. Могу это комментировать на уровне всего лишь «дегустации» ушами. Тут на меня произвёл восхитительное впечатление тенор синьора Айрама Эрнадеса (Альфред Жермон). Такой итальянский тенор – сладкий и влюблённый. Сладкий и лёгкий, как тирамису, и сочный и терпкий, как Кьянти.

Про остальное думаю, что трудно передать трепетную трагичность музыки «Травиаты», если твоё лицо как стена покрыто белилами, сверху нарисованы словно пальцем чёрные брови и алые губы, да ещё если ты по замыслу должен двигаться как робот Вертер… Говорят, что театр – добровольное рабство. Уверен, что артисты остро почувствовали себя несчастнейшими из рабов Эвтерпы (музы музыки и лирической поэзии), когда им сообщили, как именно они должны будут выглядеть на сцене.

Большое спасибо господину Теодору Курентзису. Мне было очень интересно наблюдать за этим карнавалом неадекватности, если бы было не интересно, я бы столько не намарал.

Всеволод Аверкиев