НОВОСТИ



09.09.16. Новый сайт ПГП на PGPALATA.RU >>



08.09.16. Павел Селуков: «Пермские котики станут жителями Европы» Подробнее >>



08.09.16. Пермяки продолжают оспаривать строительство высотки у Черняевского леса Подробнее >>



08.09.16. В Чусовом появятся 54 контейнера для сбора пластика Подробнее >>



08.09.16. Жителям Перми расскажут об управленческих технологиях и их применении в некоммерческом секторе Подробнее >>



08.09.16. Пермские общественные организации могут обновить состав Комиссии по землепользованию и застройке города Подробнее >>



07.09.16. Историческое общество намерено помочь пермяку, осуждённому за реабилитацию нацизма Подробнее >>



07.09.16. До открытия в Перми «Душевной больницы» для детей осталось чуть больше полугода Подробнее >>



06.09.16. В Перми на Парковом проспекте открылся новый общественный центр Подробнее >>



06.09.16. Павел Селуков: «Мой гепатит» Подробнее >>

Архив новостей

ПИШИТЕ НАМ

palata@pgpalata.org

 



 

Игорь Аверкиев

24 февраля 2012 года

 

Революция в России –
бесполезные мечты и пустые страхи

 

Посвящается
москвичу Сергею Кургиняну
и пермяку Роману Юшкову

 

Ходишь на митинги, смотришь на просветлённые лица – очень соблазнительно мечтать о революции. Смотришь на толпу, проклинающую «жуликов и воров», - очень соблазнительно бояться революции. Но и то, и другое – пустые душевные хлопоты.

 

***

 

Будь «декабристы» революционерами, они требовали бы «лучшей жизни», но они требуют «прохода в будущее». Да, революции не будет, но революция - не единственный способ обеспечить страну будущим.   

 

***

 

Невозможность революции в современной России не отрицает возможности распада страны. Россия продолжает копить в себе основания для тотального гибельного раздрая - но не социальная революция будет его причиной. Разве что последствием.

 

***

 

Классическая «оранжевая разводка» XXI века: в стране, переживающий «демократический транзит», правит олигархический режим, оседлавший незрелые и формальные демократические институты; одна из отстранённых от власти и ресурсов олигархических группировок объявляет режим авторитарным, диктаторским, коррупционным и так далее; измученный олигархическим бардаком народ ведётся на «революцию» и … заменяет во власти одних олигархов на других.

 

***

 

Страх перед «оранжевой революцией» в России – добропорядочный, культурный страх. Но страх этот - иллюзорный, именно потому, что он есть. Страх перед «оранжевой революцией» отрицает в России сам себя, именно потому, что живёт он не только в душах «путинских клиентов», но и в душах тех, кто шельмует их «жуликами и ворами». Революция, даже «оранжевая», не бывает там, где её все боятся. 

 

***

 

Нереволюционность «декабристов» не принижает значения их протеста. Скорее, наоборот: нереволюционность в современной России - это признак прогрессивности. А те, кто пытаются заставить нас бояться революции или мечтать о ней,  -  навязывают нам архаичный, старорежимный взгляд на собственную страну.

 

***

 

О политическом смысле и политических перспективах «декабристского движения» многое уже сказано и многое сказано правильно. Однако продолжает существовать и некий «иллюзорный дискурс», внутри которого люди предпочитают обсуждать «декабрьские события» как «революционные» или как ведущие к «революции». Этот «революционный дискурс» естественным образом расколот: кто-то боится обнаруженной «революции», кто-то, наоборот, о ней мечтает, а кто-то считает, что уже делает её. Одни просто страшатся «оранжевого», что бы под ним ни понимать, другим в «декабрьских событиях» мерещится «первая фаза» настоящей революции: «демократической», «буржуазно-демократической», «антикапиталистической», «национальной», «либеральной», «революции креативного класса» - каждому своё.

 

В этом словесном потоке туго сплетены политические страхи и вожделения самых разнообразных политических врагов и заклятых друзей. На шельмовании «декабрьских событий» как «оранжевой революции» пытаются делать свою текущую политику не только Владимир Путин, Сергей Кургинян и прочие охранители режима, но и многие националистические и фашистские группировки, их мнение стеснительно разделяют и многие КПРФ-овцы, да и просто личные ненавистники «Немцова-Рыжкова-Касьянова». Ещё более разномастные люди делают политику на воспевании революции или на выжидании её. Среди них встречаются и несгибаемые либералы из «Солидарности»-«ПАРНАСа», и ещё более несгибаемые революционеры из «Левого фронта», многие поклонники Алексея Навального и почти все внесистемные левые: от «лимоновцев» до разнообразных анархистов. Объединяет «ревофобов» и «ревофилов» одно – неадекватность взглядов на «декабристское движение» и невротически тягостное явное/скрытое переживание/ожидание ужасной/прекрасной Революции. И все вместе они надувают общий революционный пузырь: одни - для того, чтобы кого-то им напугать, другие - для того, чтобы куда-то на нём улететь. И всех их мучают видения революции там, где ею и не пахнет.

 

Забегая вперёд: нет в России оснований для революции. «Декабристские протесты» не чреваты революцией и даже не ведут к ней. Наоборот: революция, начавшаяся в нашей стране в конце 80-х годов прошлого века, только в наши дни постепенно заканчивается:  доформируются действительно новые элиты (уже даже не постсоветские) и донаполняются реальным политическим содержанием изначально синтетические и пустые демократические институты. Возможно, «декабрьский протест» - это последний или предпоследний мощный аккорд этой долгой тягучей революции. В ближайшие годы реальные возможности добиться чего-либо от путинского и последующих режимов лежат в рамках иных, нереволюционных, политических парадигм. А те, кто твердят сегодня о революции, хоть в позитивном, хоть в негативном контексте, вольно или невольно отвлекают общество от реальных форм сопротивления режиму. Страх перед революцией закупоривает каналы публичной гражданской активности. А ожидание революции мешает здраво смотреть на существующие протестные ресурсы.

 

***

 

В своём экономико-социально-психолого-политическом подспудье, любая революция - явление очень сложное, почти непонятное. Но революция, как череда политических событий – вещь довольно простая: это захват государственной власти (1) с полной или почти полной заменой властных персоналий (2) и с последующим радикальным изменением способа конкуренции элит за власть (3) и способа управления населением (4) – того, что обычно называют «общественно-политическим строем» или другим подобным термином. Революцию делают контрэлиты («внесистемная оппозиция») (5), пользуясь слабостью режима (6) и опираясь на стихийное недовольство режимом более-менее широких масс населения (7).

 

Плюс ко всему, революции случаются тогда, когда в обществе, в какой-то его значимой части, формируется общественно-политическая альтернатива существующему общественно-политическому строю (8): например, рыночно-демократическая альтернатива социализму в странах Восточной Европы в 80-х годах прошлого века или исламско-шариатская альтернатива светским авторитарно-олигархическим режимам некоторых арабских стран в наше время.

 

Ещё бывают государственные перевороты. Это когда «захватом власти» занимаются не контрэлиты, а недовольная часть правящей элиты («системная оппозиция»), использующая для захвата власти сверх-слабость режима (отсутствие поддержки хоть сколько-нибудь значимых элитных групп) и «опирающаяся» на безразличие населения к режиму или на «недовольство в лёгкую» отдельных групп населения отдельными качествами правящей группировки. После успешного государственного переворота способ конкуренции элит за власть и тип управления населением – правила политической игры, политический строй - особенно не меняются. Типичный пример – знаменитые «дворцовые перевороты» в России XVIII века.

 

Невеликие, но «ужасные» «оранжевые революции» представляют собой нечто среднее между «революцией» и «государственным переворотом». Точнее, «оранжевые события» выглядят как революция, но по сути являются «государственным переворотом», ибо ничего в стране особенно не меняют, кроме группировки у власти – Украина, Грузия, Киргизия.

 

«Оранжевую революцию» осуществляет не контрэлита, а представители элиты, отстранённые режимом от политической власти, искусственно опущенные вниз иерархии, но не утратившие «социальной общности» с правящей группой. «Оранжевая элита» может политически оформляться и как «системная оппозиция», и как «вкраплённость» во «внесистемную оппозицию». Собственно говоря, политическое искусство «оранжевого вождя» в том и заключается, чтобы балансировать в публичном пространстве на тонкой грани между системной и внесистемной оппозицией, привлекая тем самым под свои знамёна как умеренных,  так и радикальных недовольных. «Оранжевый политик» всегда супер-популист и супер-демагог. При этом «оранжевая элита» опирается на более или менее реальное и более или менее массовое недовольство населения режимом (что роднит «оранжевые» события с революционными). Но «оранжевые вожди» не ставят перед собой революционных целей - не предполагают радикально менять политический строй, однако, делают вид, что занимаются именно этим.

 

Оранжевые революции возможны (но не обязательны) только в определённых странах: там, где публичная оппозиция уже/ещё есть, а нормальной демократии как способа конкуренции элит в борьбе за власть ещё/уже нет (то есть выборы есть, но реальным соревнованием элит за власть они ещё/уже не являются) – так дела обстоят и в современной России, кстати.

 

Происходят «оранжевые революции» в странах, переживающих «транзит», с «неразвитыми демократическими институтами», «слабым гражданским обществом» и со значительной долей неблагополучного населения. В таких странах демократические институты настолько слабы, искусственны и не популярны у населения, что не могут обеспечить элитам нормальную конкуренцию за власть посредством выборов. В этих условиях государственные перевороты, вкупе с разыгрыванием «нелегитимности выборов» и в популистской опоре на недовольное население, выступают едва ли не единственными доступными формами внутриэлитной борьбы за власть.

 

Всеми ощущаемая «политическая аморальность» «оранжевых» заключается в том, что,  притворяясь, исключительно для завоевания власти, внесистемной оппозицией, контрэлитой, они заводят недовольные массы на «революцию», совершают государственный переворот, но «политический порядок вещей» фактически не меняют – Украина, Грузия, Киргизия.

 

Поэтому у всякой «оранжевой революции» есть одно обязательное последствие – политическое разочарование населения, принявшего в ней участие - простолюдины понимают, что ими попользовались. Поэтому политическая напряжённость в странах, переживших «оранжевую революцию», спадает лишь частично и не столько от удовлетворённости масс, сколько от усталости – Украина, Грузия, Киргизия.

 

«Оранжевая революция» - классический политический симулякр – форма при отсутствующем содержании. Но, как всякий симулякр, «оранжевые революции» не бессмысленны – их «революционная форма» имеет очень узкую, но конкретную функцию – симуляция революционности и популизм оппозиционных олигархических вождей позволяют им заручиться поддержкой населения, которое своей революционной энергией и обеспечивает смену власти – Украина, Грузия, Киргизия.

 

«Оранжевые революции» реально опасны для правящих режимов, но бесполезны для большинства населения, и ничего особенно не меняют в судьбе страны, так как, в отличие от революций, не выносят к политической поверхности новые общественные уклады и группы, новые гражданские и политические практики и технологии – Украина, Грузия, Киргизия.

 

Главное отличие общества, переживающего «революционную ситуацию», от общества,  переживающего «оранжевый переворот» - «революционное общество» выносило в себе «институциональную альтернативу» существующему строю. Социалистические страны в конце 80-х выносили в себе переход к «рынку и демократии». Современные арабские страны, судя по всему, выносили в себе переход к «исламистско-шариатским режимам с глобалистским лицом». Какую «институциональную альтернативу» синтетическо-олигархической демократии Леонида Кучмы могли предложить Виктор Ющенко и Юлия Тимошенко? Только «Больше демократии!», «За честные выборы!», «Долой коррупцию!» и тому подобное. Но это не революционные лозунги (хотя представлены были таковыми) – они лишь зовут улучшать существующие институты и отношения, но не посягают на создание новых и уничтожение старых. Всё тот же «демократический транзит», всего лишь следующие шаги в этой исторической колее после загнившей постсоветской олигархической республики. Другое дело: «Вся власть Советам!», «Долой монополию КПСС!», «Даёшь шариатские суды!» или «Украина для украинцев» - вот это уже по-революционному.

 

Упрощая, можно сказать, что «оранжевая революция» - это государственный переворот, но при широкой поддержке населения. И, как всякий государственный переворот, «оранжевая революция» меняет власть в стране, но не жизнь.

 

А справедливости ради надо сказать, что «оранжевые революции» - это хоть и небольшой и кривой, но шаг вперёд в развитии страны. Сформированный «оранжевой революцией» режим имеет, как правило, более привлекательный политический дизайн, но дизайн. Элиты выходят из «оранжевых революций» покрепче, гражданские сообщества – попродвинутей. В целом после «оранжевой революции» «транзитное общество» становится более опытным, чуть более современным.

 

Вообще, «оранжевые революции» - не изобретение современности. Такого рода олигархические, «внутриэлитные» государственные перевороты, в опоре на народное возмущение правящим режимом, известны на всём протяжении человеческой истории.

 

***

 

Что касается «иностранных денег», которые стали в общественном мнении главным признаком «оранжевой революции», то они - вещь сугубо вторичная. Без мощных вождей-олигархов и массового недовольства режимом никакие «оранжевые революции» невозможны, сколько денег «из-за бугра» не закачивай. Классические «оранжевые революции» на Украине и в Грузии совершили не американские деньги (хотя они были), а прогнившие режимы Леонида Кучмы и Эдуарда Шеварднадзе + отщепенцы этих режимов: талантливые олигархи и политики-популисты Виктор Ющенко, Юлия Тимошенко, Михаил Саакашвили, Нино Бурджанадзе + протестные настроения столичных жителей обеих стран + сочувствие этому протесту значительной части остального населения. Деньги, конечно, им пригодились, и местные, и иностранные, но не деньги привели к «оранжевому перевороту», а «оранжевый переворот привлёк деньги.

 

Деньги, конечно, имеют значение. Но, обеспечивая, они порождают и зависимость. И, конечно, лучше быть зависимым от «своих» денег, чем от «чужих»

 

Чем недоделанней  страна, чем слабее в ней элиты и атомизированнее общество (такие страны называют «несостоявшимися») – тем больше у неё шансов стать марионеткой в чужих руках, быть купленной с потрохами. Это общеизвестно. Многие «транзитные страны» «второго» и «третьего» мира и без «оранжевых революций» являются проходным двором для внешних игроков. Государственная оболочка есть, а страны внутри нет (можно вспомнить Киргизию). Бывает и наоборот: страна есть, но государственной оболочки почти нет (так у нас было в 90-х). Классическими «марионетками» становятся в первом случае – когда «страны нет».

 

Несмотря на все фундаментальные проблемы Украины, смешно думать о ней, как о чьей-то «марионетке», хотя «оранжевая революция», по всей видимости, реально финансировалась и из североатлантических источников. Внешнеполитических зависимостей у Украины, безусловно, более чем достаточно, но у кого их нет. Тем более, что на роль великой державы она не претендует. Но как страна-то Украина состоялась, даже естественный и этнический по сути раскол на «правобережную» и «левобережную» умудряется держать – а это очень важный показатель. Мощные внешние игроки вроде США, Евросоюза, России, конечно, могут ею манипулировать, но только в рамках уже существующих в ней тенденций, а не привнося их из вне. 

 

С Грузией всё сложнее. Для обывателя из вне, каковым являюсь я, её «послереволюционный» модернизационный успех выглядит как успех маленькой страны, которая, под угрозой распада и недружественного поведения бывшей метрополии, фактически отдалась под протекторат и, в значительной степени, на содержание другой великой сверхдержавы, которая ситуативно оказалась заинтересованной в этой маленькой стране. Такое ощущение, что США просто воспроизводят в Грузии за собственные деньги собственные же институты, прежде всего, в сфере безопасности (извините меня, представители замечательного грузинского народа – ничего личного, так это выглядит для меня). Но даже думая таким образом, я понимаю, что грузинская олигархическая «революция роз» кормилась, прежде всего, народным возмущением против шеварнадзевского режима, а не американскими деньгами, хотя и ими.

 

Насколько же надо не понимать и не уважать собственную страну, чтобы на всех углах кричать о способности «иностранных денег» сделать с этой страной всё что угодно: хоть переворот, хоть революцию, стоит только заплатить кому надо сколько надо. Каким же последним дерьмом считают Россию Сергей Кургинян и его «Суть времени» (что за нелепое название, ладно бессмысленное, но ведь и некрасивое, и неблагозвучное – голый «концепт», и даже не он), если предполагают, что иностранные посольства могут делать в России внутреннюю политику, а горстка «отщепенцев», «заваленных долларами» из этих посольств, могут вывести на улицы десятки тысяч людей и реально угрожать правящему режиму только потому, что у них эти самые доллары, а за ними эти самые посольства. Но это только кажется сумасшествием. Так бывает с политическими мифами: эпические видения нелепы, но желаемы, приятны и полезны. Но об этом ниже.

 

Просто «западные деньги», если они есть, ничего серьёзного в России не смогут совершить без тех же стремящихся к власти «оранжевых вождей» и без поддерживающих их миллионов простых людей. Надуть деньгами с «социального нуля» «вождей» и «революцию», даже «оранжевую», это сказки пиарщиков.

Я знаю, что серьёзных внешних денег нет, в противном случае, они бы блуждали и по Перми, и были бы «видны» даже невооружённым глазом: трудно скрыть оплату сотен «волонтёров», многотысячные тиражи хорошо изданной «подрывной литературы», штабы с привлечёнными менеджерами и пиарщиками. Большое количество наёмных, незаинтересованных людей придаёт любой активности всеми заметную «кислую ноту». Достаточно вспомнить путинги.

 

***

 

Если опять-таки очень упрощать:

 

Революция совершается внесистемной оппозицией, которая пользуется слабостью режима и опирается на массовое недовольство режимом. В результате существующий общественно-политический строй переживает радикальные изменения. Завоевание власти гарантирует воля внесистемной оппозиции, слабость режима и массовое недовольство режимом; революционность изменений гарантирует внесистемный характер оппозиции и наличие в обществе «институциональной альтернативы» режиму.

 

«Оранжевая революция» совершается системной оппозицией, которая пользуется слабостью режима и опирается на массовое недовольство режимом. В результате существующий общественно-политический строй радикально не меняется. Завоевание власти гарантирует воля оппозиции, слабость режима и массовое недовольство режимом; нереволюционность изменений гарантирует системный характер оппозиции и отсутствие в обществе «институциональной альтернативы» режиму.

 

Государственный переворот совершается системной оппозицией, которая пользуется сверх-слабостью режима и опирается на безразличие населения к режиму. В результате существующий общественно-политический строй радикально не меняется. Завоевание власти гарантирует воля оппозиции, сверх-слабость режима и безразличие населения к режиму; нереволюционность изменений гарантирует системный характер оппозиции и отсутствие в обществе «институциональной альтернативы» режиму.

 

Это, так сказать, «чистые формы». В реальной же истории существует множество переходных и смешанных форм смены режимов через захват власти. Например,  в «перестроечном» Советском Союзе слабость внесистемной оппозиции, слабость системной оппозиции и слабость правящего режима, несмотря на массовое недовольство «властью КПСС» и наличие выстраданной в обществе рыночно-демократической «институциональной альтернативы» социализму, привели к затяжной муторной революции, длящейся до сих пор.

 

Так получилось, что старый общественно-политический строй обрушился у нас раньше, чем сформировались более или менее надёжные социальные носители нового строя (жизнеспособная контрэлита не могла возникнуть в недрах в общем-то тоталитарного СССР, а «демократическая оппозиция» внутри КПСС оказалась слаба, невелика и труслива, чтобы забрать власть и самой сделать окончательный шаг к «рынку и демократии»). В итоге власть в 1991 году захватили не те, для кого предназначался новый строй, то есть не крупные, средние и мелкие собственники, которых ещё не было, а какой-то странный компот из советских разночинцев и партийных и комсомольских функционеров средней руки. Соответственно, революция наша изначально была хронически недоделанной, а новые институты - синтетическими. Но реальное политическое и экономическое освобождение населения (главное достояние и великий прорыв 1991 года), в конечном счёте, естественным образом и независимо от власти, создаёт новые общественные отношения, которые и доформировывают новую элиту и насыщают реальным содержанием новые, но столь долго пустопорожние политические институты. Эта «долгая революция» закончится, когда у власти в России окажутся элиты, уже совсем никак не связанные с советским прошлым, а политические институты будут обеспечивать реальную конкуренцию элит за власть посредством выборов. Сегодня мы видим, что остаётся не так и долго ждать.

 

Повторюсь, речь идёт лишь о внешнем, событийном измерении революций и переворотов. Их социально-экономический детерминизм – отдельная тема. Для меня она – «чёрный ящик». 

 

***

 

«Настоящая революция» в современной России невозможна по четырём базовым основаниям:

 

Первое основание «невозможности революции»: в России зимой 2011-2012 года нет массового недовольства режимом и не предвидится. В практический протест вовлечена микроскопическая доля населения, социально бесконечно далёкая от основной его массы, не только в провинции, но и в самой Москве. В Москве «декабристы», вышедшие на улицы, составили от четверти процента до одного процента московского населения (в зависимости от того, как считать московских протестующих и московское население). В двух-трёхтысячных митингах в российских городах-миллионниках «классические декабристские слои» составляли  всего по несколько сотен человек. Но главное: широкие простолюдинные слои российского населения никак не продемонстрировали своей солидарности с «декабристами», и либо просто остались в стороне, либо позволяют возить себя на путинги.

 

Для массового недовольства путинским режимом в современной России просто нет причин. Несмотря на очевидную ущербность российской экономики и политической системы, но благодаря пресловутой нефтегазовой ренте, режим поддерживает относительное благополучие российского «социального большинства» («социальное большинство» - «народ без маргиналов и элит», те, кто определяет национальную идентичность, формирует «общенародные» общественные конвенции и создаёт своими настроениями «общественную атмосферу»). Стабильность и постепенный «рост народного благосостояния» – реальные общественные блага в современной России. Настолько реальные блага, что большинство жителей страны, несмотря на извечное брюзжание, реально благодарны за них путинскому режиму. В этом трагедия России: страна реально «на ладан дышит», «а мужики-то не знают», благодаря нефтегазовым социальным раздачам.

 

Хотите понять, что такое «массовое и активное недовольство режимом» - вспомните или узнайте, как выглядели уличные протесты в восточноевропейских странах во время «бархатных революций» и в странах Магриба во время недавних «арабских революций». Дело даже не столько в накале протеста, хотя и в нём, но, прежде всего, в его социальной широте, типично революционной. В «арабских революциях» массово участвовали практически все слои городского населения: от бедноты и традиционных торговцев и ремесленников, до студентов, чиновников и, естественно, вестернизированных средних слоёв. В московских декабрьских событиях массово отметились только последние: вестернизированно-глобалистские «ботаники», «очкарики», «сетевые хомячки», «креативный класс» - часть «среднего класса», зарабатывающая на жизнь в постиндустриальных, информационно-цифровых отраслях экономики.

 

Да, социальной, человеческой базой революции никогда не бывают «все» и даже «большинство» – всегда есть «болото», всегда есть «Вандея». Революцию начинает и делает относительное меньшинство. Но чтобы революция состоялось, чтобы было, кому вынести контрэлиту к власти, меньшинство должно быть сконцентрировано в месте главных событий, а это, как правило, столицы и крупные региональные центры. В них «революционное меньшинство» должно быть большинством или, по крайней мере, «социальным большинством». Очевидно, что даже в Москве «декабристский класс» таковым не является.

 

Второе основание «невозможности революции»: в сегодняшней России нет укоренённой в народе внесистемной оппозиции, организованной, сплочённой контрэлиты, способной возглавить революцию.

 

Большинство «декабристов» со всей очевидностью дистанцировались от внесистемных «профессиональных несогласных» либерального и левого толка, доминировавших на «болотных» и «сахаровских» трибунах. Подавляющее же большинство прочего российского населения к этой контрэлите и вовсе относится враждебно. Националистические и ультра-правые внесистемщики хоть и допускаются в «декабристскую» тусовку, но очевидно чужие на этом празднике жизни – это не их бунт, не их время. А реальные представители «декабристского класса», вполне системные Леонид Парфёнов, Борис Акунин, Дмитрий Быков, drugoi, kamikadze-d и другие и в страшном сне не могут представить себя во главе революционных масс. Алексей Навальный оказался хоть и яркой, но слишком сложной и противоречивой личностью, чтобы, если что, смочь возглавить хотя бы «декабристов».

 

Хотите понять, что такое «укоренённая в народе, хорошо организованная и сплочённая внесистемная оппозиция, способная возглавить революцию», вспомните или узнайте, что такое польский профсоюз «Солидарность» в конце 80-х или «Братья мусульмане» в арабских странах в 2000-х. На их фоне любые наши «внесистемщики» - жалкое зрелище и бесперспективное начинание. Но они в этом не виноваты. Просто нет ещё в «народе» социального заказа на контрэлиту, новая-то постсоветская элита ещё не доформировалась.

 

Третье основание «невозможности революции» в сегодняшней России – режим не слаб. Режим бесперспективный, ожиревший, но ещё не слабый. Однажды оседлав нефтегазовую «кладовую»,  путинский режим прочнее своей сути. Пока есть средства для социальных раздач – он почти неуязвим для политических наскоков внутри страны. Сегодня только проблемы в самой «кладовой» и мощные внешние факторы могут серьёзно ослабить режим ну, может быть, ещё дворцовые интриги). Но это сегодня. Будучи по сути паразитическим, то есть извращающим естественные общественные отношения, и потому органически чуждым для страны, путинский режим медленно, но верно разлагается сам, всё менее совпадая со здоровой, активной частью общества. Вместе с ним, правда, разлагаются целые социальные слои, основные бюджетополучатели, деморализованные нефтегазовой социальной политикой.

 

Настоящая слабость режима - в будущем, возможно, в недалёком. Социальная база режима будет постепенно сокращаться и, без принятия специальных контрмер, очень скоро замкнётся в тесном и небольшом кругу работников казённых заводов, совсем обмельчавших чиновников и деморализованных учителей, врачей, библиотекарей. Сам Владимир Путин стремительно будет превращаться из «спасителя отечества» в «опекуна» и «содержателя» той части отечества, которая не вписалась в новую жизнь. Насколько политически нереспектабельным будет лицо такого режима, можно представить уже сегодня, наблюдая за некоторыми путингами.

В Перми. На путинг всех свезли на автобусах: кого - с пермских заводов, кого -  из администраций, советов ветеранов и всевозможных интернатов со всего края. Многие думали, что едут «на Бабкину», а оказалось «на Бабкину с Путиным». Для пущей массовости путинг смешали с естественным народным гулянием в театральном ледовом городе в центре Перми. Главным занятием митингующих было слушать обещанную Бабкину и есть обещанную, вкусную и бесплатную гречневую кашу с тушёнкой. Очень увлекли путинцев листовки «Мы одной крови! Обращение противников Путина к сторонникам Путина» (как рассказывали распространители из «Совета 24 декабря»: «листовки расходились как пирожки»). За резолюцию «во славу вождя» руку поднимал только каждый пятый, и не потому, что «против», а просто - «в лом» или не понял, «чё к чему» (кто «против» и «воздержался», на всякий случай не голосовали, в отличие от митингов «за честные выборы»). Сторонники Путина внизу кричали сторонникам Путина вверху: «кончай базар, давай Бабкину».  Не хотел бы я быть вождём, которого так любят и поддерживают и у которого такие исполнительные, но тупые подручные.   

 

Однако, как всякий загнивающий, теряющий лицо, но при этом с прочными основаниями режим, путинский режим в ближайшие годы будет податлив для самых разнообразных прогрессивных вкраплений и имплантаций, усиливающих его и поддерживающих его политическое достоинство. Смею предположить, что послевыборный путинский режим может быть очень даже пригоден для доформирования новой, окончательно несоветской, элиты и для достройки новых, окончательно несоветских, институтов. Только этим нужно серьёзно заниматься, балансируя в рамках тонких политик «кнута и пряника» и «бить и договариваться». Существующие стародавние системная и внесистемная оппозиции на это явно не способны, во всяком случае, в основной своей массе. Социальной базой для новых актуальных политических субъектов, казалось бы, может стать «декабристский класс», но он пока мямлит, не спешит политически самоопределяться и структурироваться, нехотя тусуется вокруг тех, кому он на фиг не нужен, и кто, в общем-то, не нужен и ему, но это отдельный разговор.

По-моему, непрезидент-олигарх Михаил Прохоров и его будущая партия просто изначально заточены на достраивание новой России (завершение великой, но долгой антисоветской революции), посредством имплантации в формально модернизированный путинский режим новых людей и новых политических смыслов и технологий. Михаил Прохоров в каком-то смысле «кремлёвский человек», но не «кремлёвский проект».

 

*

Вполне возможно, что в результате беспрецедентных бюджетных вливаний и естественного стремления загнивающего режима к внешнему усилению все мы в ближайшее время станем свидетелями появления на российской политической сцене нового значимого игрока под названием «Армия» и шире «силовики» (речь об активной политической роли несколькомиллионной профессионально-социальной корпорации, а не о привычной дворцовой игре спецслужб). Если этот «фактор» действительно возникнет, то в какую сторону он будет играть, пока совершенно не очевидно. Вовсе не обязательно, что в «логике благодарности» «будущая армия» ограничится вульгарной ролью «охранителя режима».         

 

*

Надежда и мечта некоторых «профессиональных несогласных», что режим сам породит революцию, сорвавшись в репрессии, по-моему, беспочвенна. Точнее, возможно, конечно, всё, но реально - немногое.

 

Режим уже доказал, что изо всех сил не будет накалять протест. Уступки и обещания идут нескончаемой чередой. Будут ли они исполняться - неважно, свою умиротворяющую роль они уже играют. Уступки могли бы и не сработать (как это было во время «арабских революций»), но, поскольку «декабристы» изначально настроены именно на компромисс, а не на смену режима, то и обещания Дмитрия Медведева и Владимира Путина, как скрипка в футляр,  укладываются в протестную парадигму «декабристов» - «не свергать, а попугать». «Сетевые хомячки» критикуют уступки, ёрничают над ними, но с облегчением в сердце принимают их.  

 

Надежда на «зверства» правоохранителей во время массовых акций как на спусковой крючок лавинного расширения протеста тоже, по всей видимости, беспочвенна. На прошедших в декабре-феврале митингах и шествиях полиция доказала свою способность «дозировать беспредел». Спровоцировать какой-нибудь спецназ на серьёзное побоище могут попробовать московские группировки правых и левых ультра. Но, во-первых, самих «уличных бойцов» обывателям не жалко, а «собственно декабристы» со стопроцентной вероятностью не дадут втянуть себя в серьёзное силовое противоборство с властями. А, во-вторых, и это главное, даже если где-нибудь полиция с перепугу и учинит уличную расправу над «креативным классом», очень сомнительно, что расправа эта поднимет «волну народного протеста». «Сетевые хомячки», айтишники с креативщиками и присоединившиеся к ним адреналинщики из «профессиональных несогласных» слишком далеки от тех, кто у нас считается «народом». Очень мало в современной России оснований для политической солидарности «простого» и «непростого» люда, поскольку «простой» всё ещё в основном «путинский», а «непростой» уже в основном «не путинский». Впрочем, это не значит, что солидарность между ними в неприятии режима не может возникнуть в принципе. Может, но нет пока тех условий.

 

И последнее, четвёртое «основание невозможности» «настоящей революции» в современной России: отсутствие в обществе конвенциональной (общепринятой) для значительной части населения институциональной альтернативы режиму. То есть, если грядёт революция, то на какой строй будем менять «путинский строй»? На что будем менять недоделанную, плохо работающую олигархическую постсоветскую демократию («демократия» как совокупность определённых политических институтов и практик, а не как «состояние души»), упакованную в мягкоавторитарный режим Владимира Путина? Возвращаемся к «Власти Советов», к «новому социализму», с новым «человеческим лицом»? Или пойдём к какой-то новой, особой, доселе не виданной «российской демократии»? Или всё-таки «Россия для русских» с мощным авторитарным режимом? Или реально новая империя: конверсируем нефтегаз в сателлитов и военный потенциал с какой-нибудь ненаследственной монархией по образцу принципата? Или что-нибудь новообщинное да граждански-соборное нам русская православная церковь с почвенниками преподнесут? Или вообще что-нибудь из постмодерных утопий воспроизведём, типа «облачной демократии»? Опыт подчинения страны тотально-концептуальным проектам у нас есть.

 

Да нет, всё проще: нам бы выборов честных, партий да свободы слова в телевизоре побольше, да судей новых, ну и ещё чтобы уважали. На революцию не тянет, но на серьёзный разговор с режимом – вполне.  

 

 ***

 

Без возмущённого народа, народных вождей, загнивающего режима и системной альтернативы ему революций не бывает. Но если в этом списке не хватает только «институциональной альтернативы» режиму, и вожди не очень внесистемные, то может случиться «оранжевая революция».   

 

***

 

Невозможен в стране и «оранжевый сценарий», и тоже по вполне очевидным и частично тем же причинам, что и «революционный».

 

Как уже говорилось, «оранжевые революции» - внутриэлитное дело: правящую группировку в «оранжевом сценарии» пытается свергнуть фактически системная оппозиция, не имеющая иной возможности прийти к власти. Или в прошлом высокостатусные отщепенцы, не имеющие иной возможности вернуться во власть.

 

То есть, чтобы в России состоялась попытка «оранжевой революции», нужно, чтобы за это дело взялись КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия» или люди вроде Михаила Касьянова.

 

Наша парламентская оппозиция, как известно, и не помышляет ни о чём таком – она по сути своей не «оранжевая», ибо к реальной власти не стремится. Отстранённая же от власти когорта радикал-либералов ельцинской и раннепутинской поры не в состоянии возбудить «оранжевое движение» (вне зависимости от того, хотят они этого или нет) просто потому, что они глубоко маргинальны, не только для путинского режима, но и для подавляющего большинства российского населения, включая «декабристов» и прочую модернизированную публику.

 

Всё познаётся в сравнении. Чтобы так ненавидимые патриотически страдающими гражданами Михаил Касьянов и Борис Немцов могли свершить в России «оранжевый переворот», они должны быть так же популярны среди «широких слоёв населения», как Виктор Ющенко и Юлия Тимошенко на Украине в 2004 году или как Михаил Саакашвили в Грузии в 2003 году. Нет у них такой популярности, как нет в России социальной базы «оранжевой революции» (как и любой другой) – нет массового недовольства режимом. Путинский режим - не кучмовский и не шеварнадзевский режим. Точнее, он такой же бесперспективный и олигархическо-авторитарный, но у него есть то, чего не было у них - нефтегаз, который и позволяет ему быть примерно таким же, но не иметь из-за этого особенных проблем ни с элитами, ни с основной массой населения – режим умно и дозированно «делится». 

 

Идеальным «оранжевым вождём», по всем параметрам, харизме и жизненной истории, мог бы быть Михаил Ходорковский, если бы захотел – чем не наш российский «Виктор Ющенко», только ещё покруче будет. Но, думаю, именно поэтому он и сидит (это я не в оправдание, а в объяснение). Но даже выйди сейчас Михаил Ходорковский из тюрьмы и захоти чего-нибудь «оранжевого» – ничего бы у него не получилось, и всё по той же основной причине: нет массового недовольства режимом и не предвидится, благодаря нефтегазовой «подушке безопасности». Можно, конечно, рассчитывать на неожиданную глупость режима, какие-нибудь мелкие, но с фатальными последствиями ошибки, внезапную гибель кого-нибудь и так далее. Тогда, в самом деле, возможно всё.  

      

***

 

Что же тогда такое «декабристские события», если не революция и не её начало?

 

Пока только метафоры:

 

«Бунт престижа», «бунт непризнанного юного гегемона»

 

Суперконцентрация в Москве постиндустриальных бизнесов, фрилансевых трудовых практик и сетевых досуговых укладов привела к кристаллизации того самого столичного «креативного класса» (постиндустриальной, постмодерной части хрупкого российского «среднего класса»). В среде именно этих людей формируется реальная модернизационная повестка страны, именно они являются носителями «реальной современности» в России. Социально проснувшись, осознав себя публичной общностью и «передовым классом», они обнаружили, что никому в этой стране по сути неизвестны и особенно не нужны, никто не отдаёт должного этим «социальным передовикам». Путинско-медведевский режим, хоть и заигрывает, но по-  прежнему делает ставку на бюрократию и олигархию. А «народ» и вовсе не замечает их «особости». Став «декабристами», они совершили революционный «гегелевский переход» из «класса в себе», в «класс для себя». Выйдя на площади, «декабристы» сказали власти и обществу: «мы есть, за нами будущее, мы - главные и требуем места под солнцем». От общества они требуют внимания и уважения; от государства - эксклюзивности и «вхожести». Но это пока вся их повестка – это «бунт престижа».

    

Безусловно, вся эта «повестка» - в «классовом подсознании», а на вербальной поверхности высокопарности о «гражданском достоинстве» и «гражданском обществе». 

 

«Бунт против дефицита будущего»

 

«Декабрьские события» - это и эффект «24 сентября». Беспардонный передел страны дуумвирами на XII съезде «Единой России» символически закрыл проход в будущее очень многим, но, прежде всего им, будущим «декабристам». «Возвращение к Путину» - это «ренессанс архаики». Что бы ни говорил сам Владимир Владимирович, он не властен над той цивилизационной колеёй, в которую попал. «Коды архаики» - в его душе. А люди, живущие на пике «современности», это обострённо чувствуют. Отсюда знаменитое после «24 сентября» «Пора валить!». «Декабристский бунт» - это стихийное «последнее предупреждение» режиму, посланное перед «Рубиконом». По ту сторону «Рубикона» не революция, а исход.

 

«Демонстрация протеста»

 

В конечном счёте, страхи «ревофобов» и вожделения «ревофилов» иллюзорны просто потому, что среднестатистический участник «декабрьских событий» не хочет свергать режим, он хочет всего лишь попугать его (что очевидно и подмечено многими). Попугать и вернуться домой с понятным и светлым будущим в кармане, заручившись уважением того же, но уже исправившегося, режима. «Не свергать, а попугать» («наказать», «преподнести урок») - это то, что принципиально отличает большинство российских «декабристов» от «цветных революционеров» прошлых лет и от арабских бунтовщиков недавних дней.

 

Большинство участников «декабрьских событий» стеснительно надеются, иногда даже скрывая эту надежду от самих себя, что всё обойдётся и Владимир Путин останется у власти - только лучше после второго тура, а не после первого. Потому что стабильность - реальное благо, даже для протестующих «сетевых хомячков» и «креативного класса». Нефтегазовая рента реально объединяет страну. Все мы нефтегазовые рантье: от президента до вузовского преподавателя и рабочего Уралвагонзавода – как ни противно это им всем. Консервативный консенсус живущего нефтегазом народа никуда не делся. К нему бы только добавить эксклюзивный для «креативного класса» проход в будущее.   

 

Декабрьские московские события – это не революция и даже не протест, это демонстрация протеста (вполне себе современный постмодерный тип политического поведения) в расчёте на сговорчивость режима, который и не мыслится массовым участником событий как абсолютно чуждый и враждебный - всего лишь «обнаглевший», «нюх потерявший» и так далее – всего лишь «жулики и воры». Изменению подлежит всего лишь политический дизайн режима, а не сам режим (в каком-то смысле Дмитрий Медведев и есть тот дизайн).

 

Отсутствие «истинной революционности» - это не признак политической отсталости московских массовых «декабристов» (как мечтательно думают наши украинские братья), наоборот – это признак их постмодерной политической продвинутости. Но именно эта «постмодерная продвинутость» и заточила демонстративный протест московских «декабристов» в московской же «постмодерной резервации».     

 

***

 

О нереволюционности намерений «декабристов» свидетельствует и доминирующий стиль, и главный лозунг «декабристского протеста». Именно нереволюционность заставила «декабристов» в начале своего пути из многих возможных метафор «неприятного режима» выбрать именно «жуликов и воров».

 

Надо сказать, мне изначально не нравилось это навальновское послание про «партию жуликов и воров». Прежде всего, не нравилось «чисто по-человечески», по причине избыточной обзывательности и одновременно игривости и подспудной трусливости этого послания – лакейское такое обзывательство. Это, конечно, тонкость, но тонкость, которая задевает.

                                                                         

Все ведь понимают, что при нашем режиме личной власти в упаковке дуумвирата «Единая Россия» - всего лишь инструмент этой личной власти. Политическую ответственность за всё несёт именно Владимир Владимирович Путин и его команда, а не «единороссовские волонтёры» сами по себе. Но «массовые декабристы», начиная свой путь, политкорректно «крайним назначили» именно «Единую Россию», а не главное действующее лицо (как всегда,  «бояре виноваты»). Это потом, усилиями «профессиональных несогласных» из ПАРНАСа, «Солидарности», Левого фронта и благодаря несдержанности самого Владимира Путина,  протест персонифицировался. Но и в этом случае «массовые декабристы» предпочли перенести своё возмущение в сферу «презервативно-бандерлогского» озорства.

 

Стиль в политике имеет значение. Достаточно вспомнить «настоящие революции» последних десятилетий: всё те же «бархатные» (восточно-европейские) и «арабские». В Польской народной республике, в Чехословацкой социалистической республике, в Германской демократической республике, в Тунисской республике, в Великой Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии, в Арабской республике Египет восставшие массы тоже креативничали, но сурово. Политический стёб, конечно, был, но протестного стиля не определял. У нас же любимым символом декабрьского протеста стал милашка-Чебурашка и надутый презерватив – вполне в духе цивильных досуговых протестов благополучной объединённой Европы. Но сжигать чучела вождей, разрушать «берлинскую стену» и мстить режиму надувными презервативами да возмущёнными Чебурашками – «две большие разницы».

 

Это я, опять же, не о том, что «декабристский протест» какой-то неправильный или второсортный (протесты всякие важны, если людям в них «комфортно»), а о том, что он даже стилистически не революционный. Стиль этот адекватен «бунту престижа», «бунту рассерженных горожан», но не социальному бунту-революции угнетаемых против угнетателей.

 

Ярлык «жуликов и воров» в отношении «Единой России» и вообще всего режима не устраивал меня и сугубо политически - из-за своей именно политической бессодержательности, а, следовательно, и политической неэффективности – если эффектом «декабрьских событий» считать смену режима. Лозунг «Долой партию жуликов и воров!» изначально способен мобилизовать людей на «митинг возмущения», но не может мобилизовать их в поход за смену режима. А мне хочется именно «смены».

 

Но я понимаю, что именно метафора «жуликов и воров» как нельзя лучше отражает настроение тех, кто массово вышел на улицы, протестуя против фальсификаций и «Единой России». Протест против «жуликов и воров» по сути своей - это моральный протест, а не политический, протест против «плохих», а не против «врагов». «Плохие» есть всегда – их время от времени нужно наказывать и держать в рамках, а от «врагов» приходится избавляться, что хлопотно.

 

  ***

 

В чём конкретно «политическая бессодержательность» «жуликов и воров»?

 

В российском обыденном сознании любая власть всегда состоит из «жуликов и воров» - для российского простолюдина другой власти в родной стране и не бывает. «Жулики и воры» во власти – это лубочная норма российской жизни. Хоть и плохая норма, но норма – привычное состояние отношений. Против привычных норм, даже плохих, люди не восстают, но привычно возмущаются.

 

Утверждая, что «Единая Россия» - партия жуликов и воров», мы как бы ставим её в ряд с прочими предшествующими и будущими российскими властями. Как ни странно, через «жуликов и воров» мы как бы дополнительно легитимируем «Единую России», придаём ей почвенность, тем самым заранее устанавливаем невысокую планку протеста. Ну, ещё одни такие же, как все. По поводу «жуликов и воров» впрягаться в большую серьёзную политику в России как-то неуместно. Политическое зло должно быть исключительным, чтобы звать на борьбу с собой.

 

Утверждая в России, что какая-то власть является «властью жуликов и воров», мы оказываемся в позиции политической безысходности – ведь так было и так будет всегда, и все это знают. Где мобилизационный посыл?

 

В этой PR-находке Алексея Навального мобилизационный посыл, конечно, был, но ситуативный, вызванный легализацией «кухонного дискурса» «жуликов и воров во власти». Вытащив «жуликов и воров» из языковых подворотен в публичное пространство, легализовав эту простолюдинную характеристику российской власти, Алексей Навальный создал лишь иллюзию «политического откровения» и «большого зла». Все вскрикнули, ойкнули, но очень скоро обнаружили себя в привычной риторической колее. При этом легализованный дискурс «жуликов и воров» стремительно утрачивает свою былую «подпольную» экспрессию и мощь. Эффект примерно тот же, что имел место при легализации мата в России. Легализованный мат был призван служить «обновлению и оживлению архаичного литературного языка», «освобождению публичного общения» и так далее, но, став «литературным», он утратил свой языковой экспрессивный смысл.

 

Так или иначе, «партия жуликов и воров» - это всего лишь обзывательство, которое ничего не объясняет в этой партии и ни к чему конкретному не зовёт тех, кто ею недоволен - повод для хихиканья одних, и обидчивости - для других, не более того.

Что мне делать, если сосед у меня жулик и вор? В лучшем случае анонимки и жалобы писать. Ну, можно ещё для успокоения совести «по-мужски поговорить» (в нашем случае – идти наблюдателем на избирательный участок).

«Партия жуликов и воров» - это для «недовольства в лёгкую», для вполне гламурного сетевого протеста (наличие в декабристском протесте Божены Рынска и Ксении Собчак – это не курьёз, а закономерность). Надо сказать, Алексей Навальный вообще мастер политических иллюзий, он очень похож на нашего Марата Гельмана («Карфаген должен быть разрушен») – такой же эксперт по «пузырям» (достаточно провести анализ политической эффективности его личной борьбы с коррупцией).

«Борьба с коррупцией» в наше время в России - это как «борьба за права человека» во всём мире в ХХ веке – способ элит отвлечь простолюдинов от реальных социальных противоречий.

 

Именно поэтому в России и не будет революции, что креативно-сетевой люд начал протест с «жуликов и воров» и продвинулся в логике своего протеста до «сам дурак» в виде надутых презервативов.

 

Если бы «декабрьский протест» изначально формировался как революционный, иным был бы и изначальный лозунг, типа «Долой партию диктатуры!» или «партию душителей свободы», «партию эксплуататоров», «партию предателей Родины», «партию паразитов», на худой конец (сама вербальная форма «основного революционного лозунга» была бы, конечно, поизящнее, вроде «жуликов и воров»). Настоящий революционный лозунг должен возбуждать социальную злость и указывать врага, терпеть которого невозможно и разделаться с которым хочется раз и навсегда, и прямо сейчас. Но «Единая Россия» - всего лишь «партия жуликов и воров». По уровню политической экспрессии это так же вегетариански, как «партия бюрократов», даже «казнокрады» круче. Но в том-то и дело, что «декабристы» просто стилистически не смогли бы принять настоящий революционный лозунг, как и саму революцию. В этих кругах революционность – моветон, что меня устраивает и является гарантией очень многого? 

 

«Декабристы» - не революционеры и не бунтовщики, а всего лишь «рассерженные горожане». Попробуйте назвать «рассерженными горожанами» ливийских повстанцев или каирских бунтовщиков, да даже киевских «оранжевых» - язык не повернётся.

 

***

 

И чего, казалось бы, многоопытный и заслуженный политический драматург, большой знаток символической политики и очень неглупый человек Сергей Кургинян так рьяно и безоглядно пугает нас «революцией»? А ему ничего другого не остаётся.

 

Каково место Сергея Кургиняна, патриота и классического постсоветского консерватора, в «декабрьских событиях» - в самом важном политическом действе за многие годы? Нет у него места, он чужой на этом празднике российского возрождения. То, что он вожделел последние 20 лет – нового российского прорыва в планетарное будущее – красиво, но неумело пытаются делать совершенно чужие для него люди – вестернизированные бескорневые обитатели «глобального сетевого офиса». А это ужасно для истинного патриота - быть лишним в самом главном для Родины. Но как только Сергей Кургинян называет «декабристское движение» «оранжевой революцией» - он тут же получает почётное место соспасителя отечества, он снова в большой политической игре, он опять в центре большой страны, героически противостоящей чужим и враждебным силам. Это уже его со страной привычная драма.

 

Революции не будет, но жупел её оказался очень удобным.

 

«Декабрьские события» создали в России очень сложную политическую ситуацию. Таких сложных проблем и задач жизнь не ставила перед российским политическим классом со времён парламентско-президентского противостояния 1993 года. Ни одна из противоборствующих сторон с этой сложностью пока явно не справляется. Поэтому многие, сознательно или подсознательно, чтобы обрести понимание, жаждут упрощения. И «революция» здесь как нельзя кстати – она предстаёт самым очевидным и как бы самым доступным проходом из царства политических сложностей в царство политической простоты. И неважно, жаждете вы революции или боитесь её – жизнь она упростит и тем, и другим, и те, и другие почувствуют себя свободнее и при деле, и тем, и другим ситуация будет представляться более «управляемой», если они убедят себя или окружающих в возможности революции.

 

Большая проблема с «декабристами» у Владимира Путина и всего «корпуса охранителей». На улицу вышли опасные для режима люди, но это приличные, культурные люди, более или менее добропорядочные граждане, насколько это возможно в России, и требуют они очевидных и реально трудно оспариваемых вещей – честных выборов и всего такого. Их протест, с точки зрения здравого смысла, общепринятых представлений о добре и зле, абсолютно оправдан и не вызывает особого раздражения в «путинском народе». Что с «декабристами» делать – совершенно непонятно: и «мочить в сортире» нельзя, и терпеть невозможно. И вот тут соломинка «оранжевой революции» как нельзя кстати – враз приличные, культурные люди превращаются почти в изменников Родины, в жалких услужителей иноземных недоброжелателей России. Кроме иррациональных обвинений в «оранжевости», нет у Владимира Путина никаких человеческих зацепок для оппонирования «декабристам». Миф об «оранжевой революции» в России – PR-спасение для режима. И вся «королевская рать» хором «включила оранжевую дурочку». Такая вот большая политика по-российски.

 

 ***

 

Тот, кто хочет серьёзных изменений в сегодняшней России, не должен рассчитывать на революцию – не тратьте время на пустые надежды, её не будет. Делайте, что нужно и возможно сейчас, с теми ресурсами, которые у вас есть. Других ресурсов в ближайшее время не будет, «революционный народ» не подоспеет.

 

«Декабристы», рассчитывайте только на себя, массы вам не помогут, но и не будут противиться, если не будете перенапрягать.

 

Тот, кто хочет серьёзных изменений, но боится своей активностью разбудить революцию – не ограничивайте свои возможности пустыми страхами, вам её не разбудить.

 

И страх, и ожидание революции очень отвлекают от реальных возможностей и дезориентируют в выборе политических методов. Революции не будет - будьте свободны, делайте, что хотите и что можете.

 

Революции не будет, не будет никакой: ни настоящей, как в Египте, ни «цветной», как Киеве. Даже если режим упрётся – революции не будет. Социальные группы, способные к  насильственному свержению режима - сегодня на стороне режима.

Представьте себе среднестатистического участника «Болотной-Сахарова». Представьте себе его папу-маму, детей-жён-начальников и его самого на их фоне. И вдруг вот этому ему надо впрягаться в кутерьму по захвату полицейских участков, забрасыванию бронетехники «коктейлями Молотова», с апофеозным штурмом Кремля, Думы, «Белого Дома» или чего там ещё. «Айтишный хомячок с гранатой» - абсурд, по крайней мере, до тех пор, пока его жену не изнасиловали «соломенные псы», а предков не обрекли на голодную смерть, чего не будет при любых раскладах, пока цел путинский режим, а нефтяная рента худо-бедно размазывается по расслабившемуся населению.

 

Но если режим упрётся, пропасть между ним и «модернизированными» слоями населения может стать фатальной для режима. И потому режим совсем уж не упрётся. Даже ползти в будущее трудно без «людей будущего».

 

Людей, способных в России действовать политически, да ещё оппозиционно режиму – крохотная горстка. И вот страна переживает ответственный момент, а значительная часть представителей этой «крохотной горстки» сковывают себя по рукам и ногам пустыми страхами и ожиданиями. Непорядок это.

 

Что делать без революции после победы режима на выборах? Да есть что делать, было бы желание и не «свалили» бы те, кто должен делать.

 

Продолжение следует.